Даже если ты уйдешь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кеша…ну как может быть этот паскудник? — тихо засмеялась Софья. — К нему теперь кошки ходят. Свиданки ему устраиваю, потому что ему надо. А Лёва бесится. Говорит, что чувствует себя кошачьим сутенером.

Эсми тоже хотела посмеяться, но получилось как-то по-дурацки и криво.

— Кеша. Может, мне тоже кота завести? — проговорила она.

— Лучше кошку. Породистую. Может, сведем их вместе? Так хоть постоянная баба у него будет. А то от этого блядуна у меня одни расстройства, — Софья вновь сжала пальцы сестры и та, хоть и слабо, но сделала тоже самое.

— Поживем — увидим, — ответила Эсмигюль и улыбнулась. — Война план покажет.

Глава 36. Мой свет

Останусь пеплом на губах

Останусь пламенем в глазах

В твоих руках дыханьем ветра

Останусь снегом на щеке

Останусь светом вдалеке

Я для тебя останусь — светом

Песня группы “Город 312”

Приближался день четвертой химии — красной — самой сильной и самой токсичной из всех. Эсми с Муслимом уже изучили вопрос и поняли, что она хуже переносится и чаще вызывает осложнения. Хотя…куда же еще хуже. Полночи до процедуры она не спала, потому что, как говорится, ожидание смерти страшнее самой смерти. Эсми провела эти несколько часов словно узница перед казнью. И всё это время думала и гадала — выдержит ли.

В последние дни снился еще один и тот же кошмар, будто она взобралась на вишневое дерево в саду бабушки и дедушки, а спуститься не может. Смотрит вниз — а там все ее любимые: дети, Муслим, родители, брат. Они зовут ее, тянут к ней руки, а она боится слезать и просит лестницу. А они смеются над ней и говорят, что она и так сможет. Эсми ставит ногу на ствол, но он внезапно ломается и она, не удержавшись падает, но замирает в полете. Ничего не чувствует — ни боли, ни страданий, ни страха. Ничего. Она просто застряла между небом и землей.

Процедура выпала на субботу. Так как у детей была пятидневка, Эсми с Муслимом решили отправить их к родителям, но потом Севиль предложила забрать их на выходные и отвлечь. В последнее время она часто приглашала Руфата и Ситору к себе, в большой дом. Дружба между двойняшками и Лейли только крепла, а сама Севиль стала время от времени звонить Эсми, чтобы узнать, не нужно ли ей что-то В тот день они с дочерью сами приехали за Руфиком и Ситорой, оставив младших детей с Эльчином. Собрав всю волю в кулак и показывая домочадцам, что с ней все хорошо, Эсми хлопотала на кухне, собирая гостинцы — свежую заморозку и готовые пироги, что привезли из цеха ни свет ни заря. В комнату вошла бывшая жена Муслима.

— Эсми, ну что беспокоишься?! У нас всё есть, — сказала она, встав у нее за спиной.

— Нет-нет, это не беспокойство. Это благодарность, — бросила она через плечо, упаковывая все в большой пакет.

— Ну хорошо, раз ты так хочешь.

Севиль подошла ближе, повернулась и облокотилась о столешницу.