Даже если ты уйдешь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как ты?

— С переменным успехом, — Эсми кривовато улыбнулась. — Бывают хорошие дни, бывают плохие.

— Ты всегда можешь обратиться ко мне. Всё, что нужно, — сказала неожиданно Севиль.

— Ты и так много делаешь. Впервые вижу, чтобы бывшие супруги так адекватно себя вели после развода. Любовница моего мужа заявила на меня в полицию, когда я ей космы повыдергивала. Потом он на ней женился.

— Ужас какой, — поморщилась женщина.

— Угу. Только они быстро развелись. Не вывез он ее. Или она его, — вздохнула она. — Звонил недавно, узнал от детей, что я заболела. Предлагал помочь, детей хотел забрать на ночевку. Но они сами отказались — все еще не привыкли, что у них есть отец. Он же долго не появлялся. А теперь дети сами больше к Муслиму тянутся, советуются с ним. Для меня это удивительно.

— Это Муслим, — усмехнулась она. — Он такой…другой.

— В каком смысле?

— Просто другой, — задумавшись, Севиль посмотрела в окно. — Мужчины у нас все как на подбор: горячие, вспыльчивые собственники, тестостерон зашкаливает. Он, конечно, тоже с характером, но даже не любя, я его очень уважала. Эсми, послушай, — посмотрела на новую жену бывшего мужа. — Я очень перед ним виновата. Он меня и перед своей семьей, и перед моей выгораживал, весь удар на себя взял. Родственники наши шептались за спиной, что он гулял, хотя я всё отрицала. А они мне говорили: “Дыма без огня не бывает, не просто так вы развелись”. Крикнуть им хотелось: “Это я виновата, это все из-за меня”. Но Муслим сказал молчать и отпустил меня к Эльчину. Я всю жизнь буду ему благодарна.

— Он любил тебя, — вдруг проговорила Эсми, глядя ей в глаза.

— Что ты, нет, — отмахнулась Севиль.

— Так поступают только те, кто любит. Он отпустил, чтобы ты была счастлива.

Севиль нахмурилась и молча вглядывалась в лицо Эсми, словно та открыла ей Америку. Наконец, она сама взяла ладони женщины в свои руки и ответила:

— Что бы там ни было между нами — это прошлое. Ты — его настоящее и будущее. Поэтому ты должна бороться ради вас обоих. Вы оба заслуживаете счастья.

— Спасибо тебе, Севиль, — Эсми обняла ее и почувствовала исходившее от нее спокойствие. — Но если что-то случится, помогите ему, хорошо?

— Ничего не случится, — произнесла она уверенно.

* * *

После красной химии Эсми поняла: всё, что было до нее — лишь цветочки. Красные растворы оказались самыми токсичными и тяжелыми. Во время введения препаратов уже начала кружится голова, но она стойко терпела и, закрыв глаза, старалась думать о хорошем. Как там говорили в аффирмациях на ютьюбе: “Представьте, что лекарства — это живительный нектар, смывающий вашу опухоль”. Поначалу в это еще хотелось верить, когда алая жидкость проникала под кожу и бежала по венам. Но потом она ругалась про себя, посылая всё к чёрту, проклиная болезнь, химию, да все на свете.

Побочки не заставили себя долго ждать. И были они в несколько раз хуже, чем раньше. Противорвотные не справлялись от слова совсем, руки-ноги не слушались и безжизненно висели, будто Эсми — не человек, а потрепанная жизнью тряпичная кукла. Ожидаемо пропал аппетит, терзала рвота, изводили головокружение, тошнота, жар. Она сильно потела и за вечер Муслим несколько раз переодевал ее в сухое. В какой-то момент началась ломота мышц и суставов, но сил кричать уже не было, поэтому она только тихо мычала от боли.

Все эти дни Муслим неотлучно находился рядом с ней, то держал за руку, то гладил по голове. В те минуты он думал: хорошо, что дети после Севиль поехали к бабушке и дедушке — не надо им видеть маму такой. А Эсми, между тем, лежала совершенно обессиленная и изможденная, то проваливалась в забытье, то выплывала из него на пару минут, а потом ее снова затягивало вязкое гнилое болото.

Через несколько дней она потихоньку начала приходить в себя, но по-прежнему не вставала и ничего не ела — только пила воду мелкими глотками.