Даже если ты уйдешь

22
18
20
22
24
26
28
30

Но в ответ тишина. В салоне было очень холодно и, когда она выдохнула, то легкий пар маленьким облачком вылетел изо рта. Чтобы не закоченеть, Эсми завела двигатель и включила печку. А в это время на лобовое стекло одна за другой легли узорчатые мелкие снежинки. А она смотрела на них и всхлипывала, понимая, что как раньше уже не будет. Все ее старания, все мечты, все цели будто рассыпались. И осталось только три мысли: как проживут без нее дети, родители и Он. Тот которого она только нашла и уже потеряла.

Ни в цех, ни в магазин Эсми больше не возвращалась. Она не ответила на звонок брата, написав ему, что перезвонит позже. Не взяла трубку, когда на экране высветилось имя и фото любимого. В машине у больницы она просидела час. Потом все-таки решила ехать, но куда, и зачем так и не знала. Мутная пелена застилала глаза, но она на автомате все-таки доехала до дома и припарковалась не под окнами, как обычно, а дальше, чтоб дети не увидели. Вид у нее был удручающий, поэтому достав из сумки косметичку и влажные салфетки, она сначала стерла утренний макияж и нанесла на лицо увлажняющий крем, который всегда с собой носила.

— Мамуль, ты чё такая? — открывшая дверь Ситора изумилась, увидев мать. — Руфик, мамке плохо. Бегом сюда.

— Мам, что случилось? — из комнаты прибежал сын.

— Ничего не случилось, — шмыгнула носом Эсми. — Я просто простыла.

— Это после гор, наверное, — сокрушался Руфат, помогая ей снять пуховик. — Давай, иди в кровать. Мы тебе чай сделаем.

От их заботы и слов хотелось еще сильнее расплакаться и обнять их. Они смотрели на нее как котята, от чего сердце сжалось до нестерпимой боли. Еле дошла до комнаты, переоделась и, упав на кровать, спрятала лицо в подушке. В висках страшно стучало, каждая клеточка тела болела, а на сердце тайна лежала тяжким, неподъемным грузом.

“Как я им скажу? Что скажу?” — думала она.

Из кухни доносились голоса детей и шум. Эсми встала, вышла из спальни и держась за стену, дошла до ванной. Посмотрев на свое отражение, увидела опухшие красные глаза и испугалась. В дверь постучали.

— Да? — спросила она через дверь.

— Мамуль, твой чай готов, — сказала дочь.

— Я подойду на кухню.

— Оки, мы тебе там накроем.

Через пять минут она все-таки дошла до кухни, села за стол и наблюдала за тем, как суетятся дети. Горячий чай ароматно дымился на столе, печенье и конфеты лежали в ваз, а она смотрела, как они толкаются у мойки, как Ситора брызнула мокрыми пальцами в лицо Руфата, а он назвал ее сумасшедшей. Наблюдая за ними, Эсми вспоминала прошлое. Все плохое в этот момент забылось, осталось только светлое, где она еще совсем молоденькая смотрит на спящих младенцев и застывает с блаженной улыбкой на губах. Их первые шаги, слова, поцелуи — всё это досталось только ей. Увидела, будто это было вчера, как повела их в первый класс. Дедушка держал за руку Руфата, бабушка — Ситору. Назима взяли как носильщика, и он ковылял сзади с двумя букетами для учительницы. А Эсми шла впереди и всех снимала на телефон. Ее самые близкие. Что они будут делать без нее? И как им сказать, что может быть ее скоро не станет? Она боялась смерти. Она так хотела жить.

— Мам, поужинаешь? — дочка подошла к холодильнику и уже собиралась его открыть.

— Напомни, что я готовила? — сощурившись, переспросила Эсми.

— Мясо с картошкой.

— Нет, не буду. Только чай.

— Ма, а у тебя не температура случайно? — разволновался сын и подошел к ней.

— Нет, не думаю.