Школа. Никому не говори

– Это черновик сочинения. Вот те самые наречия с выпиской из толкового словаря. Здесь, – школьник перевернул лист и ткнул пальцем, – данные словаря, которым я пользовался: авторы, номера страниц, год издания. Тут словарные статьи к наречиям. Как видите, пометки «устаревшее» нет. То есть за это Вы оценку, как в прошлый раз, снизить уже не сможете.

– Ни хрена себе педант! – шокированно шепнула Бутенко Илютиной.

– Тем не менее я глубоко сомневаюсь в правдивости твоих слов, Ибрагимов. Мне нужно свериться с коллегами. Если я не уверена в их написании, то как ты можешь знать?

– Значит, Вы всё-таки не знаете написания этих наречий и не знали, когда проверяли мою работу? Соответственно, исправили наобум?

– Всё, хватит! – рявкнула, разозлившись, педагог, попавшая в собственный капкан. – Урок начался! Зря тратишь моё время! И освободи место – дети сесть хотят!

От приказного, грубого, повышенного тона Люба и одноклассники съёжились. 10 «А» боялся классрука: с Валентиной Борисовной шутки были плохи, а последствия этих шуток – тем более.

Ибрагимов остался совершенно хладнокровным. Лишь чутка усмехнулся и иронично прищурился. Подобные споры с учителями были для него не в диковинку. Не в первый раз Имир сталкивался с предвзятым отношением к себе, в том числе и через оценки.

– Подождут. Не хотите признать вторую оценку заниженной, верно? Если Вам неудобен этот разговор, я могу, чтобы не тратить Ваше рабочее время, спуститься вниз, в кабинет завуча, и посоветоваться там. Разумеется, покажу ей также выписки из словаря. Если будет нужно, и сам словарь из районной библиотеки сегодня принесу. Это решение нашего спора Вас устроит?

Педагог угрюмо уставилась на парня. Такой расклад ей совершенно не нравился.

«Надо же, Имир как бетонная стена! В обиду себя точно не даст», – поразилась Люба.

– Хорошо, исправлю на 5/5. Если ты сказал, что пишется так, Ибрагимов, значит, правда. Что поделать, поверю на слово! – с каменным лицом снисходительно выдала матрона.

Тихоня заметила, как Камилла и Аня Рашель недоумевающе скривились. Если классрук изначально знала, что ученик прав, стоило ли устраивать сыр-бор?

– Имир я. Напоминаю на всякий случай, – спокойно, мягко, не моргнув и глазом, ответил русоведу десятиклассник. – Вы постоянно забываете моё имя, Валентина Борисовна.

Люба вздрогнула. Бортник любила забывать не только его имя.

– Хорошо, Имир. На днях согласую с завучем да исправлю оценку в журнале, когда найду время. – Вне себя от злости, педагог была готова удушить нахала.

– Завтра, Валентина Борисовна. Завтра перед уроками я подойду в учительскую и попрошу завуча показать исправленную оценку с вашей подписью и печатью директора. Вы же можете, как обычно, забыть и не вспомнить. Особенно к концу четверти перед выставлением итоговых.

Такой диалог, бесспорно, был верхом наглости для всех присутствовавших школьников. Но это была наглость, не выходившая ни на миллиметр за рамки культурного поведения и полностью в границах подчинения ученика учителю. Проще говоря, Имир вёл бой с Валентиной Борисовной её же методами.

«Где он так говорить научился?» – оторопело изумлялась Люба. В её глазах Имир оказался не то что примером для подражания, а чуть ли не революционером. Представить, что она отстаивает себя перед учителем подобным образом, девочка была не в силах. Невозможно! Близнец стал для тихони страшным, пугающим и недосягаемым сразу.

Ибрагимов поднялся с места, взял черновик и пошёл к выходу. Ребята из 10 «Д» – видимо, его товарищи – двинулись следом. Любины одноклассники не сводили с парня ошарашенных, восхищённых глаз, неуклюже освобождая путь.

Имир поравнялся с Поспеловой, замершей в немом зачарованном ужасе. Чёрные пушистые глаза приветливо заискрились. Губы едва заметно дрогнули в улыбке. Их взгляды пересеклись, а спустя пару мгновений отличник отвернулся.