Александра Григорьевна сидела возле обеденного стола и жадно читала местную прессу. Весьма скучную, по меркам дочери. В районной газете ничего не писали, кроме занудных отчётов администрации, описаний событий вроде посева полей да платных поздравлений какого-нибудь станичника от любящих сослуживцев и родственников.
Люба достала литровую банку мёда и домашнее клубничное варенье, порезала свежий хлеб, только что купленный в маленьком ларьке, который содержала армянская семья, переехавшая в Россию в начале 90-х. Мама и папа ругали предприимчивых армян на чём свет стоял, обзывали спекулянтами, ворюгами, подленькими дельцами. И отправляли всякий раз дочь покупать в треклятом ларьке провизию по мере необходимости. Армянский ларёк бранили и другие соседи, совершенно не замечавшие, что с появлением крошечной железной торговой точки нескольким жилым кварталам больше не нужно из-за каждой мелочи бежать в центр – на рынок или в кооперативные магазины.
Мама, дочитав заметку, вздохнула и отложила макулатуру в сторону.
– Что интересного нашла? – поинтересовалась Люба, разливая густой чёрный чай в высокие белые кружки с потускневшим золотым ободком.
Александра Григорьевна подняла пасмурное лицо и задумчиво уставилась на дочь.
– Что пишут? Да всё то же. Как бездельник-глава на краевом совещании сидел. Ворюга! Всю станицу распродал! Кругом хапуги. Не стыдно им ни на грош перед простыми людьми!
Люба, потупив взгляд, промолчала. Подросток тяжело переносила мрачные монологи матери и отца.
В прошлом мама трудилась ревизором на одной из ж/д веток и неплохо зарабатывала. Проверяющей женщина слыла принципиальной и строгой, наказывала жёстко, однако и о справедливости да сострадании не забывала. После рождения младшей дочери она решила уйти на нижестоящую должность товарного кассира, чтобы больше не ездить в командировки и чаще бывать с семьей. Но ничего не изменилось: семья видела Александру по-прежнему мало, замученной и усталой – хозяйка по привычке отдавалась труду вся, без остатка. Зарплата меньше предыдущей раза в три дала быстро о себе знать. Тем более что Василий Михайлович никогда прилично не зарабатывал.
Вскоре наступили лихие 90-е. Распад СССР. Зарплату многим не платили месяцами. Поспеловы исключением не стали. Не сумев адаптироваться к новой жизни, мысля старыми советскими мерками, родители Любы вдоль да поперёк кляли сообразительных торговцев, новоявленных нуворишей и других предприимчивых людей.
Мир менялся. Кто-то выживал, кто-то жил, а кто-то наживался. Поспеловы смотрели на богатевших и с отвращением осуждали. А Люба молчала и переживала за родителей, всё глубже погружавшихся в злобное негодование.
– Мам, знаешь, в классе считают меня богатой, – подросток робко решила начать разговор на мучительную тему.
– Само собой! – гордо встрепенулась мать. – Красавец-махина! Не зря я его построила! Как будто развал нашей могучей страны предчувствовала! Зато тебе перед людьми не стыдно, доченька! Таких домов в твоём классе нет ни у кого. Ох, сколько анонимок да кляуз на меня из-за строительства в своё время злые люди понаписали! Проверяли постоянно в органах – всё сходилось по зарплате. Порядочность превыше всего! Не то, что сейчас.
– Просто, мам, меня попрекают иногда… Домом… Типа богатая. – Девочка замолкла, собираясь с силами, чтобы произнести болезненные слова: – А никому не нужная. Что замуж не выйду. Буду старой девой.
– Это кто так говорит?
– Илютина.
– Ой, мерзавка завистливая! С её-то сараем! Помалкивала бы!
– Она на дискотеки ходит, а я – нет. Там ведь мальчики…
– Подумаешь, мальчики! Не ходила и ходить не будешь! Нечего там делать! Зачем туда приличной девочке таскаться, всем соседям на смех? А если изнасилуют? Или забеременеешь от проходимца? Что люди порядочные скажут? О нас с отцом подумала?!
– Весь класс ходит, – еле слышно прошептала подросток. – И никто не забеременел.
– Тю, глупенькая! Ну это пока. Пусть шляются. Пусть родители потом за бесстыжих шалав-дочерей краснеют! А на Илютину не обращай внимания: мать замужем не была, что Варьку, что старшего олуха в подоле принесла! Мне по секрету Тоня рассказала.
ebooksa