Школа. Никому не говори 2

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не следишь за собой, не красишься, старомодно одеваешься. Ну что это на тебе?!.. Все девочки как девочки: джинсы, мини-юбочки, макияж, укладка, каблучки, маникюр, кофточки модные! А ты ходишь в чёрной некрасивой шерстяной юбке ниже колен, закрытом уродливом вязаном свитере и ботинках, которые наверняка твоя бабушка в лучшие годы своей молодости носила… Выглядишь как старая дева. В школе с тобой никто не общается, друзей нет, парни внимание не обращают. Идёшь по коридору, на людей не смотришь, дышать боишься! А мне нравятся цыпы красивые и ухоженные, бедовые, уверенные в себе и быстрые на подъём. Которые знают, чего хотят от жизни, от парней, и будут с удовольствием трахаться до свадьбы, потому что имеют своё мнение. И своих мамань такие красотки расстроить не боятся! Не люблю пугливых куриц, за которыми надо до японской Пасхи волочиться, чтобы разрешение на поцелуй в щёку получить. И библиотечных мышей тоже не люблю. Неинтересно. Не переживай, подруга! Тебе не светят ни отношения со мной, ни уж тем более что-то большее. Даже не рассчитывай, поняла? И Григорьевну успокой. Я за тобой ухаживать не стану. Приставать к тебе – тем более оскорбление моего мужского вкуса. Так что можешь не скрываться и спокойно общаться со мной и Имиром. Я и ты – хорошие знакомые, всё. На остальное лично тебе не стоит даже надеяться! И бояться меня, как понимаешь, смысла нет.

Юноша покрутил головой по сторонам и посмотрел на наручные часы. Подростки стояли на обочине с добрый час.

Люба молчала, чувствуя себя разбитой на мелкие осколки. Не в силах пошевелиться, девочка смотрела на землю под ногами. Слёз не было. Было лишь ощущение, будто душа и сердце замёрзли и навряд ли оттают. Словно до пацанского монолога она была в пьяном тумане, а слова Сэро, как ледяной душ, заставили мгновенно протрезветь.

Ибрагимов холодно и зло смотрел на Поспелову. Девушка – на него, спокойно, даже отрешённо, восприняв услышанное как необратимую реальность.

– Пойдём домой. А то заговорились, стоя на одном месте! – нарушил первым молчание Сэро.

– Пойдём. И вправду заговорились, – равнодушно согласилась Люба.

***

Вдоль берега реки подростки долго шли молча. Сэро искоса поглядывал на девочку. На лице её – ни кровинки, ни тени эмоций.

На берегу, у самой воды, то там то здесь дымили костры. Жители жгли сухую траву и мусор. Школьница остановилась, наклонилась и подняла старое фото с обгорелым уголком – видимо, вынесло ветром из пламени. С пожелтевшего изображения на Любу смотрела женщина лет сорока с грустным суровым лицом, в белой, под горло, блузе, вокруг головы обмотана толстая коса.

Сэро тоже остановился и с любопытством начал глазеть на спутницу.

– Ты чего?

– Фотография под ногами валяется. Нехорошо.

– Выкинь её.

Поспелова серьёзно посмотрела на парня, потом направилась к костру. Присела на корточки и аккуратно положила снимок в огонь. Пламя поедало память о грустной женщине с суровым лицом.

Повеса в ожидании маячил на тротуаре, но спутница будто забылась. Тихоня искренне желала, чтобы мальчик молча ушёл сам и никогда её впредь не тревожил. А она уж точно постарается о нём больше не вспоминать.

Ибрагимов, задолбавшись ждать с моря погоды, незаметно подошёл к костру и встал за спиной Любы. В костре горело много фотографий – наверно, кто-то решил избавиться от старого семейного альбома.

– Решила погреться? – ехидно заметил брюнет.

– Хочу удостовериться, что все фотки сгорят и ничьи лица не будут затоптаны под грязными ботинками и сапогами. Не жди меня, иди домой!

– Зачем тебе заботиться о чужих фотках? Пусть следит тот, кто их в костёр бросил, – заметил юноша, пропустив мимо ушей просьбу удалиться.

– Лица людей не должны валяться под ногами! Это кощунство. Грешно наступать на чужие фотки! Будто топчешься по живому человеку.