Летом одиннадцатилетнюю Любу в разгар консервирования Александра Григорьевна отправила к Чумакам за закаточной машинкой. Своя сломалась, а заготовка не ждала.
Было за полдень. Солнце палило нещадно. На зов девочки вышел Борис Иванович и велел идти следом.
На огромной кухне Чумаков в глубоких тазах стояли засыпанные сахаром фрукты. Темно, душно. Жужжали влетевшие в распахнутую дверь мухи. Голые ступни прилипали к грязному полу. Кроме возрастного соседа, в доме никого не было.
Борис протянул закрутку. Девочка взяла прибор, дед перехватил её руку за запястье и ущипнул за едва набухшую грудь, выступавшую под майкой. Тихоня вскрикнула и попыталась высвободиться.
– Чего дёргаешься?! – усмехнулся фермер. – Не переживай, не обижу! Я только посмотрю.
Одеревенев от нахлынувшего отвращения, десятиклассница, стоя с закрытыми глазами перед ворохом бесполезных вещей, вспоминала, как Чумак щупал сначала в трусах, потом запустил руку под майку. А она стояла и боялась пошевелиться, не зная, что делать. Позже во дворе № 28 загремела собачья цепь (кто-то из домашних вернулся), и мужик отпустил её. На негнущихся ногах Люба вернулась домой и получила взбучку от матери за то, что долго шла.
«Как же навозная гнида достала! – школьница скорчила гримасу, готовая плюнуть от омерзения на шерстяной ковёр. – И некому пожаловаться. Предки мне башку открутят, если узнают, что хряк лапы распускает:
Руки затряслись и сжались в кулаки. Злость подошла к горлу. Захотелось заорать – громко, протяжно, на самой высокой ноте, не щадя гортани и не останавливаясь, пока с криком не выйдет до последней капли горечь обиды и предательства. «Вырасту, выучусь и уеду отсюда навсегда! Буду жить одна, никого к себе не пущу! Ищите, где хотите, а не найдёте!»
Скрипнула дверь. Вошла Лена. Люба волком уставилась на неё. Она звериным взглядом – в ответ.
Воцарилось враждебное молчание. «Думаешь, сдамся и извинюсь? Да пошла ты, родственница! Не рассчитывай! Только тронь – мало не покажется! Хватит с меня всех лет, что ты гадила в душу и издевалась!» – Люба, готовая к язвительной атаке, агрессивно задышала и поджала челюсти.
– Не нашла колготок? – заговорила первой Лена.
Девочка выдержала паузу, не желая разговаривать, но потом всё же ответила:
– Нет. Всё рваное!
Сестра вытащила из-за спины упаковку.
– Держи. Сегодня на рынке купила. Они, правда, всего 20 ден. На первое время хватит.
Поспелова непонимающе нахмурилась. Лена вышла. Школьница, почувствовав, как силы покидают её из-за прожитого за день нервного напряжения, плюхнулась на кровать. Пружины сетки-черепашки заскрипели под пуховой периной.
До позднего вечера Люба так и не вышла из комнаты. Сестра ушла ближе к полуночи. Не боялась же ходить через тёмную, без фонарей, станицу! Жила Лена возле автовокзала.
Тихоня приготовилась ко сну, когда в комнату тихо вошла мама.
– Я вижу, что не спишь, – заметила женщина и присела на край кровати. – Зачем ты так с Леной? Ты же воспитанная, а сцену при Борисе Ивановиче устроила! Что он соседям нарассказывает?
– Он в любом случае что-то да нарассказывает! – буркнула Люба и высунула личико из-под одеяла. – Почему я должна терпеть её выходки? Почему она вообще к нам ходит? Прекрасно знаешь, что Лена поливает нас грязью, жалуется родне! Сколько высказывали родственники! И ты всё равно её пускаешь!
ebooksa