– Ой, ты посмотри, одолжение сделала! Твоя школа только тебе и нужна! Учится она! Высшее получить хочет, а мать до сих пор за неё трусы стирает!
– Свои трусы я сама стираю, и за семью тоже! – вспыхнула подросток.
– А сегодня кто с утра с тазами корячился? Выходная мать! Хороша доченька! Ручками белыми постирать не могла вчера!
– Люба на выходных бельё гладила и стирала, – осторожно вставила Григорьевна, наблюдавшая за перепалкой.
Борис Иванович тоже следил за разговором, бросая едкий взгляд с Лены на Любу, с Любы – на Григорьевну, и обратно. Терпение юной Поспеловой, и так испытанное на прочность за день больше, чем следовало бы, вконец иссякло.
– А может, ты наконец будешь за своим хозяйством следить да вспомнишь о родном отце, вместо того чтобы засовывать длинный нос в чужие дела?!.. Или устроишься на работу, чтобы обеспечивать себя сама да не таскаться в мой дом и не искать подачек нахаляву?!
В комнате оторопели.
– Люба, да ты что?!.. Так грубо! Как язык повернулся?! – всплеснула руками мать.
– В отличие от тебя, неженки, мне никто учиться не помогал и хлебом задарма не кормил! – психанула сестра, позеленев от злости.
– Я в своём доме у своих родителей ем и пью! И я – несовершеннолетняя! А ты, здоровая кобыла, осталась без матери, когда школу окончила! И хватит трогать моё образование! Я не виновата в том, что ты не захотела учиться нигде после школы! Нечего меня попрекать в собственной лени! Если уж так переживаешь за тётку и моё «плохое» воспитание, то сначала научись своего папу по имени называть, а потом приходи ко мне в дом и умничай!
– Воспитали вы, тётушка, хамку! – обратилась шокированная родственница к хозяйке в надежде, что та, как обычно, заткнёт дочь.
– А тебя кто такую ленивую воспитывал?! – рявкнула десятиклассница.
– Люба, окстись! Перед Борисом Ивановичем не стыдно?!.. Сестра твоя – сирота! Как с роднёй разговариваешь?! – подпрыгнула раздосадованная Александра.
– Сироте уже тридцать лет! Пусть за своими грязными трусами следит! Лучше б не было родни, чем такая!
Взбешённая Люба выпрыгнула из зала в коридор, хлопнув с дури дверью. Девочку трясло. Закрывшись, тихоня в который раз пожалела, что в ручке нет замка. Мать выждет, когда уйдёт сосед, и придёт за расправой.
Давно так её не прорывало! Школьница и раньше грызлась с двоюродной сестрой, часто гостившей и столовавшейся на Солнечном № 27, но сегодня превзошла саму себя.
Сестра всегда начинала первой. Язвила, грубила, хамила. Почему Лена так вела себя, Люба не понимала. Она старалась подружиться с родственницей, но в ответ получала ещё большие отталкивания.
Григорьевна, бывало, говорила дочери, что Бог её родную Леночку в младенчестве забрал, а взамен для искупления грехов дал на воспитание взрослую племянницу Лену. Пятнадцатилетняя девочка с ужасом думала, что если б родная сестрёнка оказалась настолько же непримиримой грубиянкой, то лучше б Любе тогда уж не рождаться.
Елена заканчивала одиннадцатый класс, когда умерла от сердечного приступа её мать. Девушка, получив аттестат, поступать никуда не стала. Отец её, родной старший брат Александры, беспробудно запил и ушёл жить к новой подруге, торговавшей жареными семечками возле двора школы № 1. Отца своего сестра не считала за человека, в открытую желала отравиться крысиным ядом и обращалась только по фамилии.
Старшая Поспелова приютила и обогрела племянницу, считая её несчастной обездоленной сироткой (сказывалось тяжёлое голодное детство Александры). Кроме Шуры, никто из родни и ближайшего окружения девушку сироткой не считал и в домах у себя не привечал.
ebooksa