Школа. Никому не говори 2

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я не обиделась, всё хорошо.

Сэро выдержал паузу и снова заговорил:

– Извини, что толкнул.

– Только если взаимно простишь всё, что я наговорила у школы, и не будешь мстить! – отозвалась простодушная сверстница.

– И не собирался мстить! – фыркнул школьник. – Прощаю, так и быть! Будешь должна.

– Что? – насторожилась Люба.

– Хорошее уважительное отношение! И, конечно, общение! Отрабатывай плохое поведение. Будем вместе в школу ходить.

– Каждый день?

– Нет. Каждый день не получится. Я и брат по очереди водим в школу младших сестёр, а Яроша – в садик. Когда отец работает не в ночь, то возит их сам. Но, в основном, мы с Имиром.

Ибрагимов замолчал, а потом, собравшись с мыслями, добавил:

– Да, ещё извини меня за грубость, Люба!

Тихоня подняла грустные глаза на приятеля и тоскливо улыбнулась.

– Не за что извиняться. Я знаю, что некрасивая. Ты не один так считаешь. Многие это говорят.

– Стоп! Я не заявлял, что ты некрасивая. Сама за меня додумала! Толкал я ботву лишь про стрёмную манеру одеваться, устаревшие взгляды и нежелание хорошо выглядеть.

– Не придумала ничего. Так и есть! Я голову на боку держу, потому что шея кривая, – сказала девочка то, что всегда боялась произносить вслух, и сама же испугалась своего откровения.

– Чуть наклоняешь всего лишь, – заметил Сэро. – В глаза совершенно не бросается. Зря паришься! Шея как у всех. Ничего необычного. Лучше скажи, зачем у бабушки ботинки спёрла?

– Это мамины. – Люба посмотрела на свою обувь. Полусапожки до середины голени, из коричневой грубой кожи, с тупым носом, на низком квадратном каблуке, зашнурованные от основания до самого верху наподобие солдатских сапог.

– Значит, я почти угадал! – развеселился собеседник.

– Мама их очень любит, – неуверенно попыталась защитить сапоги Поспелова.

– Ну так пусть сама и носит! Зачем у матери обувь отбираешь? Купи себе что-нибудь современное!