В ответ он негромко хмыкнул.
– Откуда ты знаешь, что мама меня хотела? Ты же видела моего отца, как от него вообще можно хотеть детей? Может, так случилось, она просто не успела… Ну, ты понимаешь…
– Даня, не говори ерунды! – мне хотелось заткнуть руками уши. – Зачем ты лезешь в чужие мысли и их домысливаешь? Зачем раз за разом нажимаешь на синяк? Она любила тебя, ты это знаешь. Что так случилось – никто не виноват. Тем более ты. Так просто случилось. Понял?
Однажды я сказала своей маме, что не знаю, как вести себя с Даней, когда на него находит. Она велела говорить твердо и убедительно, потому что это правда. А что находит – так бывает, на каждого из нас время от времени находит, что ж теперь…
Но мне было невыносимо смотреть на то, как с Даниного лица исчезала его вечная задорная улыбка, как он сидел, стиснув губы, уничтожая себя страшными мыслями. Это словно был уже не мой Даня, потому что мой Даня на любые проблемы смотрел с усмешкой. Почему же он никак не мог победить свои мысли?
– Да подумай же о хорошем! – просила я.
– О чем, например?
– Представь, каким ты будешь в двадцать. А каким в тридцать.
Ветерок тихонько подул и оставил на Даниных губах невесомую улыбку.
– Ну, в двадцать почти таким же, как сейчас, – начал он негромко. – Что тут осталось – четыре года всего. А в тридцать… У меня точно будет свой дом. Машина. И семья уже будет, жена. Наверное, даже дети. Да, точно дети будут к тридцати.
– А как же танцы? – не утерпела я. – К тридцати годам ты уже будешь чемпионом мира! О тебе будут знать все! Представляешь? Мы выиграем все чемпионаты, и ты будешь знаменит на всю планету.
Пруд в моих глазах засверкал ярче, сливаясь с блеском Даниного и, естественно, моего будущего – будущего звезд танцевального спорта.
Но Данина негромкая беззлобная усмешка вернула меня на берег пруда, на полянку под деревьями, на серую Данину кофту.
– Может, буду знаменит. Может, нет. Это не главное.
– В смысле? – вырвалось у меня.
Наверное, если бы он сказал, что жить в добре, заниматься своим делом и не убивать других людей – не главное, я бы удивилась меньше.
– В прямом, – ответил Даня. – Я могу стать известным на весь мир танцором. А могу не стать. Но главное – не стать таким, как мой отец.
И тут у меня сошлась в голове картинка. И то, кто ударил Даню, и то, почему Даня не хочет его называть.
И мне стало еще страшнее, чем когда я думала, что он подрался с какой-то шпаной, своими ровесниками.
Отец – это тот, рядом с кем следует чувствовать себя в безопасности и покое. У меня никогда не было отца, и я была готова отдать полжизни, чтобы он появился хотя бы на день.