Он вышел из-за двери палаты, улыбнулся, как всегда, очаровательно, прицелился и кинул еще один лайм на кровать.
– У тебя их что – ящик?
– Бери больше – дерево.
Даня подошел к моей кровати и сел прямо на нее. Нас уже не раз за это ругали медсестры, но Даня, при них извинившись и спрыгнув с койки, снова плюхался на нее, как только они уходили.
– Как себя чувствуешь? – спросил он.
– Ни живу, ни умираю, – ответила я.
Даня вздохнул.
– Ну, что не умираешь, это хорошо. Это пахнет надеждой.
– А что не живу?
– А это мы исправим. Нужно только вытащить тебя отсюда. Тут не круто.
– Вообще тухляк.
– Может, через окно? – спросил он, а я почему-то решила, что он шутит. – Тут же первый этаж.
Он подошел к окну.
– Вот черт! Кто-то свистнул ручку.
– Медсестра, – сказала я. – Два дня назад. Мне тогда увеличили дозу обезболивающего.
– М-да, – оценил ситуацию Даня. – Сколько они еще грозятся тебя здесь держать?
– Обещали уже завтра отправить домой, если ночью со мной ничего не случится.
Даня заметно расслабился.
– Ну, до завтра ты дотянешь.
Он вернулся на кровать, покопался в кармане, достал и протянул на ладони два деревянных значка с сочными лаймами: на них один лежит целый, жесткий, а другой – в разрезе, с прорисованной объемной бледно-зеленой мякотью.