Медленный фокстрот

Когда мама уходила в зал, она казалась радостной и спокойной, но я знала, что она переживает за нас. Видела, как утром пила успокоительное.

Зато Даня в раздевалке после разминки сидел и играл на телефоне, как будто не на чемпионат России приехал, а попросили выступить на концерте в школе. А сейчас в зале на паркете смеется над нашими противниками.

– Смотри, – легонько толкнул он меня в бок, – у той девчонки на голове такая жуть! Что за идиотские кудряшки на челке? Я бы на ее месте не вышел из раздевалки.

– Да ты и на своем оттуда не спешил, – прошипела я. – Ты что, вообще не волнуешься?

– А чего мне волноваться? Тут одни лузеры собрались, мы со связанными ногами их победим.

Я закрыла глаза, молясь, чтобы его никто не услышал.

Однажды на областных соревнованиях Даня устроил в раздевалке драку. Точнее, напали, конечно, на него, но, учитывая, что он мог молоть языком, это вообще неудивительно.

Я замечала за Даней, что в те моменты, когда обычные люди нервничают и волнуются, он начинает вести себя так, будто он один на свете умеет танцевать. Как будто ему вообще плевать на происходящее. Он делал вид, что все вокруг помешались и только он в здравом уме. Ну и, конечно, как будто все вокруг лузеры.

В таком состоянии ввязаться в драку проще простого.

– Умоляю, молчи, – прошептала я.

– Да ладно тебе, ты что, этого с трибуны слушать собралась? Он тебе расскажет, как все прекрасно, а что город, как помойка, – так это жители виноваты.

Девочка впереди нас осторожно обернулась и шикнула.

Я сжала Дане руку.

– Пардон, мадемуазель, – произнес Даня, а потом снова приблизился ко мне: – Жуткое платье. Ей не идет этот цвет.

Теперь к нам обернулся ее партнер, смерил Даню тяжелым, как чугунная ванна, взглядом. Даня выдержал этот взгляд и усмехнулся.

– Я тебя убью, Литвинов, – опять зашипела я.

– Да ладно тебе. Поехать за тридевять земель и даже с местными не подраться – это позор.

– Ты зачем сюда приехал?

– Боже, Лайм, ну хорош шипеть. Ты как гюрза[3].

– Замолчи!