Месяц на море

До метро они ехали в молчании. Почти перед выходом из автобуса Архипова спохватилась:

– Вот тебе ключи. Ты же можешь раньше приехать. Отдыхай.

– Слушай, это необязательно. Я ведь могу и в кафе подождать.

– Не глупи. Ты мне поверил, я тебе тоже верю. Давай, пока.

Архипова чмокнула его в щеку. Колесников так дернул головой, что сзади сидящая женщина принялась извиняться. Она подумала, что это она его стукнула своей сумкой, а не он задел ее затылком.

– Осторожней, не нужно самоубийства… Я же просто поцеловала тебя, – улыбнулась Александра.

– Да, да… – пробормотал Колесников.

Архипова выскочила из автобуса и помчалась к метро.

Глава шестая. Московские воспоминания и не только

Колесников несколько лукавил, утверждая, что у него полно дел и он опаздывает. Он лишь подыгрывал Архиповой, которая действительно проспала и действительно опаздывала на лекцию.

Сергей Мефодьевич никуда не опаздывал. У него было всего лишь одно задание, и выполнить его он мог только после одиннадцати часов, когда появляется на работе секретарь одного из отделов департамента образования. Ему Колесников должен был передать папку с документами. На этом московская миссия завершалась.

Вообще в такие командировки любили посылать небезызвестного Колмановича. Он был обаятелен, общителен, умел делать комплименты дамам, по-деловому, напористо и вместе с тем подчеркнуто уважительно общался с начальством. Колманович давно уже стал лицом заведения. Но в этот раз Колесников просто напросился в командировку. Ему хотелось посмотреть, как живет эта женщина, которая произвела на него сильное впечатление – но при этом признаваться Александре, что им движет интерес, он был не готов: поэтому нужен был реальный предлог для появления в Москве.

– Я съезжу, у Колмановича полно дел. Что вы его гоняете, тем более надо просто отвезти документы, – сказал он руководству.

Замначальника училища хотел сказать, что документы они просто так не возят. Они создают о себе хорошее впечатление. Так, чтобы представителя запомнили. Замначальника училища хотел сказать, что это поручение можно дать только человеку дипломатичному и доброжелательному. Но, посмотрев на Сергея Мефодьевича, отчего-то просто подписал командировочную путевку.

В коридоре Колесников встретил Колмановича и торжествующе произнес:

– Вот в Москву собираюсь. Отправляют, хотя у меня забот невпроворот.

Лицо Колесникова в этот момент было высокомерно-раздраженным. Нижняя губа оттопырилась. Колманович, если и удивился, то виду не подал, а только пожелал хорошей дороги. Но Сергей Мефодьевич про себя усмехнулся: «Меня не проведешь – завидуешь и удивлен, что не ты едешь!» – подумал он.

Поэтому сейчас Колесников проводил взглядом Архипову, исчезнувшую в дверях метро, и с удовольствием продолжил поездку. Автобус был удобным. Люди потихоньку выходили на остановках, стало тихо, и Сергей Мефодьевич решил проехать до конечной остановки, а потом так же вернуться в центр. Он ехал, смотрел в окно и думал. «Она аккуратная, даже слишком. Чувствуется, что на кухне все новое. Не готовит. Нельзя же так питаться, полуфабрикатами. Любит комфорт. Одеяло у нее дорогое, плед тоже. Подушка какая-то хитрая. Обычно у меня шея затекает, а сегодня словно бы и не было подобного», – Колесников вздохнул. Дома у него было цветное ватное одеяло, подушка пух-перо и постельное белье в розочку. У Архиповой же все было белоснежным. Сергей Мефодьевич не знал, как к этому отнестись. С одной стороны, знакомая приучена к правильному хозяйствованию, а с другой – что за страсть к новомодным изобретениям. «Можно так же комфортно жить, но за другие деньги. И что за любовь к бытовой технике!» – подступило раздражение. Колесников умудрился разглядеть все: навороченную духовку, варочную панель с приспособлениями, о которых он даже постеснялся спросить… В маленькой комнате, которую Александра назвала гардеробной, стоял моющий пылесос, навороченный утюг и широченная гладильная доска. Еще он приметил увлажнитель воздуха и кондиционер. «Во-первых, это деньги, во-вторых, внимания требует, в-третьих, занимает место! Обыкновенные утюги гладят точно так же! А в эмалированной кастрюле точно такая же каша, как и в этих ее, биметаллических», – раздражение росло. Что-то похожее на зависть родилось в душе Колесникова. А еще ему показалось, что его обманули. Он приехал в Москву этаким богатым дядюшкой – с огромным лобстером в пакете, огромной коробкой с кексом, авторским шоколадом. У него был дорогой новый чемодан и джинсы, купленные специально для поездки. Покупал он их, правда, в лавке на Апраксином дворе, качества они были среднего, но Архипова же не могла об этом знать. Внешне они выглядели, по мнению Колесникова, как надо – новыми, «хрустящими». Его бритва лежала в дорогом кожаном футляре, и он специально оставил ее на виду в ванной комнате. Он приехал этаким барином к женщине, у которой было скромное пальто, неприметные вещи, и носила она мужские рубашки. По мнению Сергея Мефодьевича, это можно было делать только из-за нехватки средств. «Женщина с достатком носит кофточки. Со всякими блестками и бусами. А это какой-то стиль… непонятный. Как Гаврош. Хотя окружающие на нее смотрели с интересом», – вспоминал он их походы в ресторан. Колесникову было невдомек, что одна их этих мужских рубашек стоила как его зимняя куртка. Еще Сергей Мефодьевич против воли сравнил обстановку в квартирах. У него в доме было полно предметов – полки, шкафы, тумбочки, вешалка и калошница, столик маленький, стол письменный, стол на кухне. В его доме было тесновато, и квартира была как табакерка, в которой все было украшено, инкрустировано. А попал он в почти пустой дом, где стояла только необходимая мебель. И была она не лакированная, а матовая, светлая. И места было так много, что в дорогом блестящем паркете отражалось окно. А на стенах были только старинные фотографии.

– Это мои предки, – просто сказала Архипова, – между прочим, один из них был директором пушкинского лицея.

Колесников по привычке саркастически усмехнулся, хотел что-то возразить, но опомнился. Наверняка Архипова точно разузнала все об этом человеке, и поймать ее на неточности было бы невозможно. Пришлось промолчать и покивать. Он постарался сделать это с уважением, хотя в душе злился. Он не терпел, если кто-то обходил его на повороте. А похвастаться таким предком он не мог.