– Как аппетитно. – Архипова выковыряла две большие изюмины.
– Зачем ты так делаешь! – воскликнул Сергей Мефодьевич. – Садись нормально, пей чай и ешь сколько влезет. Можно подумать, тебе не дадут поесть.
– Удивительно, у тебя даже интонации моих родителей. Всю жизнь съедала изюм из булочек, начинку из готовых пирожков и сладкую прослойку вафель.
– Кто же ел остальное? Что оставалось после тебя?
Архипова задумалась.
– Знаешь, кажется, отец. За мной доедал отец. Пока жил с нами. А потом… А потом я себе такого уже позволить не могла.
Колесников посмотрел на нее.
– Тогда ешь как хочешь, – сказал он. – Серьезно. Хочешь, я тебе наковыряю из этого кекса сколько угодно изюма. А тесто съем. Чтобы ты не мучилась, что оно пропадет. А еще завтра куплю тебе самого лучшего изюма. Самого вкусного и сладкого – коринку.
– Нет, не хочу, – ответила притихшая Александра.
– Верно, это же совсем другое дело. Так совсем неинтересно, – в голосе Колесникова прозвучала нежность.
И Александра вдруг приникла лбом к его плечу. Сергей Мефодьевич замер, затаил дыхание, потом дернулся и воскликнул:
– Я же плиту не выключил!
Он подскочил с места, Архипова при этом чуть не стукнулась лбом о стол.
– Все выключено, – проговорила совершенно озадаченная.
– Да, разве? Мне показалось? Не может быть… – бормотал Колесников и внимательно изучал плиту.
«Что с ним не так?» – спросила себя Архипова, но думать над ответом не стала.
– Сережа, завтра пятница, завтра у нас с тобой работа. Я пойду спать, а ты, если хочешь, посиди еще. Хочешь – укладывайся…
– Ладно, ладно, – вроде как обрадовался Сергей Мефодьевич, – ложись. Я будильник поставлю.
– Поставь, поставь… – согласно закивала Александра и скрылась в спальне. Заснула она, как только голова коснулась подушки.
Завтракали они в такой спешке, что Архипова даже оставила на столе грязную чашку. Никогда такого не было. Колесников перед зеркалом долго возился с галстуком, потом чертыхнулся, бросил его на диван.