Месяц на море

22
18
20
22
24
26
28
30

Так прошла неделя. Утром Колесников шел к стоянке и, если видел, что мелькает знакомая фигура Софьи, то замедлял шаг, прятался за деревьями и наблюдал. Как только синяя приземистая машина выезжала, Колесников появлялся на стоянке. Однажды он ее встретил на дороге, у перекрестка, на светофоре. Сначала увидел машину, потом, подъехав, он увидел ее и то, чем она занималась. Софья красила ногти. «Понятно, та еще фифа!» – подумал Сергей Мефодьевич. Но тут зажегся зеленый свет, и все тронулись с места. Синяя машина ехала плавно, женщина вела ее спокойно. Колесников даже залюбовался – картинка была почти гламурная: модная женщина, модная машина, большой город. А еще он обратил внимание, что волосы ее собраны в узел на шее. «Странно, мне казалось, что у нее стрижка!» – подумал он. Потом Колесников отвлекся и упустил ее из виду.

В течение дня Софья не выходила из головы. Она произвела на Сергея Мефодьевича такое впечатление, что за обедом он подумал: «Я дурак. Не футболки покупать надо, а комплект нового красивого постельного белья!» Самое удивительное, что он не испугался этой мысли, не отверг ее, как больную фантазию. Эта женщина показалась ему такой свободной, такой притягательной.

За постельным бельем он сходил, опять взяв из денег на аренду. Он изучал расцветки, потом долго мял ткань в руках, пытаясь понять, насколько она мягкая, потом смущенно говорил продавцу: «Жена просила что-то более яркое!» Короче, так ничего и не купил. Дома он перебрал простыни и пододеяльники, составил комплект, выстирал его и отложил в сторону. «Ну, пусть лежит…» – решил Колесников. Зачем он это делал, он пока не знал.

Софья по-прежнему уезжала в семь утра. По-прежнему он крадучись гулял в зарослях деревьев и кустов вокруг забора. Наблюдал, как она выходила из подъезда, спускалась по лестнице, которая по склону вела к автостоянке. Колесников рассматривал ее одежду, сумку, туфли. Впервые в жизни ему были интересны детали. Впервые в жизни ему стало интересно, что делает женщину привлекательной. Он наблюдал за Софьей и пытался вспомнить, как познакомился с женой. В памяти остались детали. «У нее был румянец на белом лице. Кровь с молоком. Здоровье хорошее. В ней было спокойное ожидание достойной ее участи. Весь ее вид говорил: “Вот я. Но пусть выбирают меня. Я никому ничего не предлагаю, кроме самого дорогого”. В ее понимании целомудрие было самым дорогим, – Колесников усмехнулся, – я и выбрал. И не ошибся. Выносливая, не жалуется, улыбается. Всегда знает, как правильно. Никогда не зайдет за черту. И не разберешь – то ли просто боится, то ли понимает риски. Дочку родила здоровую, рассказами о родах не донимала, хотя проблемы со здоровьем были. Я помню многое, не помню только, какое впечатление она произвела. Как одета была, какая прическа».

Колесников думал о прошлом, а сам рассматривал Софью – ее загорелые ноги, прямую юбку, которая подчеркивали узкие, как у мальчика, бедра. Он любовался тонкой полупрозрачной блузкой, заправленной небрежно, неровно. Но Софья не выглядела неаккуратно: она выглядела расслабленно и стильно одновременно. Сергей Мефодьевич вспомнил, что у жены – наглаженный домашний халат, а брюки, юбки и кофточки всегда выглядят банально. «Это, наверное, из-за сочетания цветов, – решил Колесников, – у Веры всегда синий и красный, черный и белый, желтый и зеленый. Полутона отсутствуют».

В глубине души он догадывался, что дело не только в одежде, дело и в характере, в темпераменте. Сейчас, глядя на ноги незнакомой ему Софьи, он вспомнил первую брачную ночь. Вера смущалась, но сохраняла почти величавое спокойствие. И Сергей Мефодьевич понял, что она свою девственность преподносит ему в дар. Мол, сберегла и дарю достойному. Сам он был уже достаточно опытен, уже имел свои привычки.

– Не бойся, я буду осторожен, – сказал он.

Эту фразу он слышал в каком-то эротическом кино. На самом деле ему хотелось сказать: «Я хочу тебя раздеть. Потом мы пойдем в душ, и я буду мыть тебя мягкой губкой, и ты вся-вся будешь в душистой пене! А потом мы ляжем в постель, и ты будешь делать то, что я тебе прикажу».

Но он боялся испугать молодую жену.

«О господи, воспоминания о девственности нас будут преследовать до золотой свадьбы!» – подумал Сергей Мефодьевич. Но он был влюблен в нее, и ему очень хотелось зажить своим домом.

Воспоминания о первой брачной ночи носили и комический характер. Молодая жена ночью не проявила никакого пыла, не была ласковой или благодарной. Она быстро уснула. Видно, сказались предсвадебные хлопоты.

Утром Колесников повернулся к ней, попытался обнять, но Вера вытащила из-под одеяла ногу:

– Туфли надо было покупать на размер больше. Натерла пятку, – объявила она.

«Ого, я не произвел на нее впечатления. Это еще почему? Или ей это не интересно?!» – подумал он, поглядывая, с каким энтузиазмом, как крутится жена на кухне.

– Сережа, на обед котлеты сделать? Могу отбивные пожарить? И салат?

– Не мельтеши, иди ко мне, – Колесников притянул ее к себе.

– Погоди, погоди, сейчас чашку разобью, – молодая жена увернулась от объятий.

В дальнейшем так и продолжалось – при малейшей попытке проявить ласку в неурочное время, то есть не ночью, Вера находила массу предлогов увильнуть. Ночью она вела себя по-деловому – будто бы добросовестно выполняла физические упражнения. Колесникову все время хотелось сказать: «Расслабься, это не фитнес!» Иногда чуть крепче его обнимала, целовала. Неизменным было одно – как только он успевал отдышаться, а она возвращалась из душа, начинался разговор на хозяйственные темы, который затевала Вера. Колесникову казалось это странным. Женщины, с которыми он встречался (впрочем, их было немного), обнимали его, целовали, гладили. А он дремал, почти не прислушиваясь к женскому щебету, и чувствовал себя царем зверей. Вера же, казалось, не уставала: затраты на любовные игры с ее стороны были минимальными и после сон ее не донимал. Поэтому она громко и четко произносила в темноту:

– Надо поехать за банками!

– Какими банками? – первое время он не мог привыкнуть к таким переходам.