Месяц на море

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да? – Станислав Игоревич очень внимательно посмотрел на Серафиму. – Это хорошо, что ты так считаешь.

– А я думала, что про меня в Москве все забыли, – пожаловалась Серафима, улыбаясь. – Понимаешь, я звоню маме, она не отвечает. Я раз пять набрала ее номер, и никакого толку. Потом тете Тане и Леле позвонила. Там та же история. Что вообще происходит и на кой черт я пру из самой Барселоны эту шляпу?!

– Как можно, как можно, – растроганно проговорил Бажин, – как можно про тебя забыть. А наши подруги просто страшно заняты.

– Ох, Стас, как я рада тебя видеть! – Серафима уткнулась лицом в рукав бажинской куртки. – Как рада, что все хорошо!

– Хорошо, все очень хорошо. – Станислав Игоревич погладил Серафиму по голове. – Про тебя никто не забыл! Только я отошел в сторонку – тут столько людей, и все почему-то стали ужасно беспокоиться. Понимаешь, стоят и пугают друг друга.

– Почему?! – удивилась Серафима.

– Ну, самолет задерживается. А люди мозг не хотят включить. И не верят никому. Нам тут объявили, что вы облетаете грозовой фронт, все так перепугались. Стали звонить родственникам. Короче, для моих нервов это было слишком. И я отошел в сторону. Я-то знал, что с нашей девочкой ничего не случится.

– Как хорошо ты сказал. Понимаешь, я совсем взрослая. Сам знаешь. Но там, в другой стране, очень скучаешь по дому. И еще иногда кажется, что я неправильно поступаю.

– Это ты о чем?

– Я всегда думаю, что я маме в Москве нужна. Знаешь, ей же не двадцать лет.

– Гм, как сказать, – смущенно покашлял Станислав Игоревич. Серафима шутливо нахмурила брови.

– Эй?! Что там мама еще учудила?! Стас, признавайся.

– Так вот, – вдруг продолжил Бажин как ни в чем не бывало, – потом объявили, что грозовой фронт вы удачно облетели, но по времени будете позже.

– Так и было, – отвечала сбитая с толку Серафима, – нам тоже такое говорили.

– Ну вот видишь! Все замечательно, – сказал Бажин и подхватил ее чемодан. Шляпная коробка осталась у Серафимы.

Она посмотрела на него и вдруг увидела, как сильно сдал тот человек, который все эти годы был рядом с ними. С ней и ее мамой. За все время, которое они были знакомы, она только позволила себе поинтересоваться у него, почему они с матерью не поженились. Она помнила, как смутился Станислав Игоревич, как молчал, а у него покраснели шея и уши. И наконец он сказал:

– Твоей маме так лучше.

Разговор на этом был исчерпан. Впрочем, днями позже тот же вопрос она задала матери.

– Я не могу делать его несчастливым, он не заслуживает этого, – ответила тогда Архипова.

Серафима уточнять не стала, тон матери не располагал к продолжению разговора. А с Бажиным она больше никогда эту тему не поднимала. Да и Станислав Игоревич вел себя достаточно строго, словно очень любящий, но сдержанный отец, с которым запанибрата не пообщаешься.