Я ударил Мика подушкой.
– Ты же обещал оказать мне братскую поддержку?
– Но я не думал, что будет так много девчачьей драмы.
– Ты серьезно? – спросил я, ставя фильм на паузу. – С учетом всех эмоций и настоящего кошмара, происходящего в фильме, ты считаешь, что это девчачья драма? Это реальность. Это жизнь. И независимо от того, мужчина ты или женщина, ты должен уметь ценить это.
Мика пожал плечами.
– Ну, футбол был классным. Мне понравилась его семья. Но брось, – сказал он, указывая на экран, где на паузе была запечатлена сцена поцелуя Брэдли и Дженнифер. – Она сумасшедшая. Он абсолютно безумен. В какой вселенной у них вообще что-то может получиться?
– Но в том-то и дело, – сказал я, ударив его в грудь. – Они оба немного сумасшедшие, оба немного не в себе. Но они хотят быть вместе.
Мика моргнул.
Позади меня раздался смешок, и вошел папа. Он присел на край кровати и взглянул на экран, после чего его глаза встретились с моими.
– Не думаю, что твой брат уже достаточно взрослый, чтобы понять это чувство, сынок.
– Или у меня не тот детородный орган между ног, – выпалил Мика.
Папа протянул руку и шлепнул себя по ноге.
– Нет ничего плохого в том, чтобы анализировать свои чувства, Мика, – сказал он. – Твой комментарий сексистский. Несмотря на то что ты мужчина, ты должен знать, как прислушиваться к своим эмоциям и справляться с ними.
Мика насупился. Отец впервые заговорил с ним о том, что уже давно объяснил мне: несмотря на общепринятое мнение мужчина не должен стыдиться говорить о своих чувствах, проявлять эмоции. И он всегда так поступал.
– Большинство парней закрылись бы в подобной ситуации, – продолжил папа. – Они бы притворились, что с ними все в порядке, и продолжали двигаться по инерции. Твоему брату требуется время, чтобы разобраться с некоторыми действительно трудными мыслями и чувствами, и после этого он станет еще сильнее.
– Или умрет, – возразил я. – Вердикт еще не вынесен.
Взгляд папы стал мягче, и я улыбнулся, чтобы развеять его беспокойство, изо всех сил стараясь притвориться, что шучу. Прошло две недели с тех пор как мы с Джеммой расстались, и я до сих пор чувствовал себя разбитым. У меня не было аппетита, я плохо спал, и работа была, пожалуй, единственным местом, где я чувствовал себя хотя бы немного нормально. Хотя даже там мне было необходимо решить нависший надо мной вопрос о баре, поскольку время поджимало.
Док хотел уехать после Нового года. А это означало, что мне вскоре предстояло решить, продать ли ему бар перед отъездом или передать его мне.
Было трудно думать об этом – о чем угодно – потому что Джемма занимала все мои мысли. Она была первой, о ком я думал, когда просыпался, и преследовала меня каждую секунду дня, пока я наконец не проваливался в беспокойный сон. И даже во снах она появлялась, чтобы свести меня с ума еще больше.
Я был сам не свой.