Нечестная игра

– Она уже ушла, сынок, – сказал папа, положив сильную ладонь мне на плечо, прежде чем я встал с кровати. – Она ушла.

Тяжело дыша, я осматривал дверной проем бешеным взглядом, а затем снова посмотрел на билет. Я все еще не мог говорить. Не мог думать. Ничего не мог делать, кроме как смотреть и моргать, и смотреть.

Вернувшись несколько минут спустя, мама прислонилась к дверному проему. Ее сочувственные глаза встретились с моими, и она попыталась слегка улыбнуться, но не получилось.

– Она принесла пирог, – сказала мама. – На десерт. Я положила его в холодильник.

Я кивнул, но по-прежнему не произнес ни слова.

Некоторое время все молчали, а потом папа прочистил горло.

– Итак… ты собираешься идти?

Билет ощущался в руке, как наковальня, и я покрутил его в пальцах, щупая перфорированные края. Я смотрел на него так долго, что слова и логотип размылись и слились. И в конце концов я бросил его на клетчатое одеяло на кровати Мика.

– Нет, – ответил я, запихивая билет подальше, словно хотел уничтожить.

– НЕТ?! – папа и Мика спросили в унисон.

Я покачал головой, это слово эхом отдавалось в ней.

– А зачем? – Мое сердце разбилось от этого вопроса, потому что я знал, что не могу, как Брэдли Купер, преследовать свою Дженнифер Лоуренс в надежде, что у нас все получится. – Две недели назад она ясно дала понять, что не доверяет мне. Не думаю, что что-то изменилось за те дни, что мы были в разлуке. Так что если нет доверия, тогда за что следует держаться? Для нее это все игра.

Мика открыл рот, чтобы заговорить, но папа поднял руку, и тот снова закрыл его. Я ждал, что он заговорит, но никаких слов не последовало. Он дал мне время все переварить.

– Ей причинили боль, – сказал я срывающимся голосом. – И я понимаю, потому что мне тоже сделали больно. Конечно, иначе, но мы все через это прошли. – Я сбросил с себя одеяло. – Однако разница между нами в том, что у нее не хватает духу открыться снова. И она права, – признал я. – Я не могу давать никаких обещаний. Любовь чертовски пугает. Однажды я могу проснуться, и мы будем испытывать равнодушие друг к другу. И у нее тоже может возникнуть такое чувство.

На это папа рассмеялся.

– Ну да, в этом и заключается суть любви. Она чертовски пугает.

Я уставился на отца, который, заверяю, ни разу не выругался за все годы моей жизни.

– Что? – Он пожал плечами. – Это слово прекрасно акцентирует это чувство. Послушай, любовь – это как… как свисать с обрыва, понимаешь? Стоять у выступа. И единственное, что мешает тебе упасть и испачкать дно каньона своими внутренностями, – это другой человек, который держит тебя за руку. И он может уронить тебя, – сказал он, подняв руку, как бы демонстрируя. – В любой момент он может принять такое решение. Но ты доверяешь тому человеку. И тот человек также доверяет тебе. Возможно, она еще не настолько доверяет… но она пытается. Придя сюда, она дала понять, что хочет доверять тебе.

– Я не согласен. – Мика наклонился вперед, пока не встретился со мной взглядом. – Шутки в сторону, братан… думаешь, что, придя сюда, она вот так отбросила свою гордость? – Он помотал головой. – Мне кажется, что таким образом она заявила, что доверяет тебе, но, думаю, просто боится признаться в этом. И, как сказал папа, если это правда, то она готова броситься с того обрыва.

Мика скривил лицо.