— В таком случае зачем вы так много в него вкладываете? — непонимающе спросил он. — Я примерно представляю размер ваших вложений в баронство — такие суммы вряд ли кто-то стал бы вкладывать в сомнительный актив.
— А что же ещё мне остаётся, ваше высокопреосвященство? — развёл руками я, — В своё время у меня было сильное желание от него отказаться, но возможности отказаться без урона для чести, увы, не нашлось. А раз уж я стал бароном, то пришлось поднимать баронство. Я просто не могу оставить его кому-то из моих будущих детей в том виде, в каком получил его от папы.
— Похвально, похвально, — пробормотал Скорцезе. — Однако вернёмся к нашей гипотетической ситуации. Как ни печально мне с этим соглашаться, но Ливония и в самом деле актив не столь уж завидный. Тогда возникает неизбежный вопрос: зачем она может гипотетически понадобиться князю Яромиру?
Как только речь зашла о Ливонии, настроение у него резко изменилось — первоначальное легкомысленное благодушие ушло без следа и сменилось сосредоточенной серьёзностью. Настрой кардинала был вполне объясним — тема была слишком важной и любое легкомыслие выглядело здесь неуместным. Ливония принадлежала церкви, а не империи; если Скорцезе как-то участвует в планах императора, и если из-за этих планов церковь потеряет Ливонию, то на дальнейшей карьере кардинала Скорцезе можно будет поставить жирный крест.
— Князь Яромир очень хотел бы избежать подобного развития событий, но у него может не остаться другого выхода, — объяснил я с выражением глубокого сожаления. — Посудите сами, ваше высокопреосвященство: княжество не в состоянии сражаться с империей — я имею в виду, в затяжной кампании. Мы можем выиграть битву, две, три, но рано или поздно империя возьмёт верх. Мы с вами просто в разных весовых категориях. Разумеется, в нашей с вами чисто гипотетической ситуации этого не случится, поскольку мы будем сражаться не в одиночку — другие княжества обязательно вступят в войну на нашей стороне. Но мобилизация и переброска войск требуют времени, такие масштабные мероприятия невозможно провести мгновенно. Поэтому, если мы с вами рассмотрим ситуацию в комплексе, нам станет ясно, что у князя Яромира не останется другого выбора, кроме как нанести упреждающий удар для того, чтобы выиграть время до подхода дружин остальных княжеств.
— Но не кажется ли вам, барон, что князь Яромир при этом окажется агрессором? — хмуро спросил кардинал. — И захотят ли ваши союзники помогать тому, кто напал первым?
— Империя безусловно попытается представить это, как агрессию, — согласился я, — но наши союзники оценят ситуацию правильно. Миролюбие князя Яромира всем известно, а концентрация имперских сил на границах княжества не оставит никаких сомнений насчёт того, кто же на самом деле является агрессором.
Скорцезе надолго задумался, барабаня пальцами по ручке кресла.
— Вы хотите услышать от меня заверения, что описанная ситуация исключительно гипотетическая и не имеет ничего общего с реальностью? — наконец, спросил он.
— Нет, ваше высокопреосвященство, — вежливо ответил я. — В подобной ситуации устных заверений совершенно недостаточно, и я не думаю, что вы в состоянии подкрепить эти заверения какими-то доказательствами.
— А скажите, барон, — он посмотрел на меня с прищуром, — вы сейчас представляете князя Яромира?
— Я здесь по его поручению, — ответил я, твёрдо посмотрев ему в глаза.
— Вот как… — пробормотал он, опять погрузившись в раздумье, которое, впрочем, продолжалось недолго:
— И что вы сейчас собираетесь делать, барон? — осведомился он с ощутимым недовольством.
— Просить аудиенцию у императора, — пожал плечами я. — Что мне ещё остаётся? Князь Яромир хотел бы понять намерения императора Дитриха, а кто может рассказать о них лучше него самого? Сказать по правде, его намерения действительно выглядят совершенно загадочными. Трудно поверить, что он всерьёз рассчитывает что-то выиграть от военных действий. Не планирует же он, в самом деле, захватить Новгород? И даже если ему получится захватить, скажем, Псков, как долго он сможет его удерживать? Не рискну говорить за князя, но лично я в полном недоумении.
— И к тому же при этом пострадает кое-какое выгодное сотрудничество, — поморщился кардинал.
— У княжества имеются взаимные инвестиции с Ливонией, — с серьёзным видом подтвердил я. — Которым подобная враждебность не может не повредить.
— Да-да, именно их я и имел в виду, — у него промелькнула мимолётная улыбка, и он снова стал серьёзным: — Знаете, барон, у императора Конрада был один недостаток: он плохо просчитывал дальние последствия своих действий. Будет очень печально, если окажется, что император Дитрих всё-таки унаследовал эту черту.
Похоже, Скорцезе даёт понять, что церковь в этой истории не участвует, и действия императора не одобряет. Ну, хоть какой-то положительный результат от моего визита всё-таки получился.
— Прямо сейчас император не даст вам аудиенции, барон, — мягко сказал Скорцезе. — Погуляйте по Вене, познакомьтесь с достопримечательностями. Я попрошу кого-нибудь из дворян представить вас с женой венскому обществу. А встретиться с императором вы сможете, скажем, через неделю.