Он разворачивается и широким шагом идет к входным дверям аэропорта.
– Тристан! – кричу я вслед.
Он не сбавляет шага.
– Тристан!
Открываются двери вип-зала, и он скрывается за ними, так и не оглянувшись. Охранники заступают мне дорогу, не давая побежать за ним.
Он ушел.
Четырнадцать дней и четырнадцать ночей… жизни без нее.
Прихлебываю пиво, глядя на футбольную баталию, разворачивающуюся на экране. Я сижу в самом людном американском пабе в Париже. Народу полно – яблоку негде упасть. Людские возгласы доносятся до меня словно издали: эхо жизнерадостного смеха гуляет между стенами. Но ощущение такое, будто я парю где-то над ними: и не здесь, и не там.
Такое отрешенное состояние, будто отсекли… вообще все, оставив одни кости.
Будь это физическое ранение, я сейчас лежал бы в палате интенсивной терапии, едва цепляясь за жизнь.
Сердце болит сильнее, чем могла бы болеть любая рана. Бьется слабо… вообще еле бьется.
При каждом вдохе кажется, будто грудь вот-вот схлопнется, провалится внутрь.
Каждый выдох дается с трудом.
Мир вращается вокруг меня со скоростью миллион миль в минуту, но его безмолвие, в котором нет
Я и не представлял, каково это – терять того, кого любишь. То сердцебиение, которое когда-то было у нас общим… я его больше не слышу.
В один день я лишился четырех частей самого себя.
Всего своего мира.
Прихлебываю пиво и смотрю на телеэкран на стене.
Хочется поговорить с моими мальчиками… хочется поцеловать мою женщину.