– Наглости тебе не занимать, – усмехаюсь я и, поймав его хмурый взгляд, срываюсь на крик. – Ты разбиваешь мне сердце, а после возвращаешься с букетом желтых роз! – Он отшатывается, явно удивленный подобной вспышкой гнева. – Не стала бы дружить с таким эгоистичным придурком, даже останься ты последним мужчиной на земле! – кричу я, слезы ярости текут по щекам.
Я уже не контролирую себя. Выхватив у него букет, начинаю расправляться с розами – ломаю стебли, обрываю цветки, а потом бросаю на землю и неистово топчу их ногами. Пусть эти дурацкие розы испытают всю ту боль, что он причинил мне.
Джеймисон затравленно наблюдает за происходящим.
По венам струится адреналин. Как будто недостаточно поизмывавшись над розами, я поднимаю жалкие остатки букета с земли и, пробежав несколько метров, с силой швыряю их на дорогу прямо под колеса проезжающего автобуса.
– Вот что ты можешь сделать со своей дружбой! – усмехаюсь я, проходя мимо Джеймисона.
Я отпираю дверь и, не оглядываясь, вхожу в дом. С силой надавив на кнопку лифта, краем глаза вижу, как Джеймисон наблюдает за мной сквозь стеклянную дверь. По лицу струятся слезы, злюсь на саму себя за эту безумную вспышку ярости.
Вот до чего он меня довел!
Двери лифта разъезжаются в стороны, я вхожу внутрь и нажимаю на кнопку нужного этажа. А потом, закрыв лицо руками, сотрясаюсь от громких рыданий.
Будь ты проклят, Джеймисон Майлз…
Глава 24
В жизни случаются моменты, которые запоминаешь навсегда; возникают мучительные ситуации, определяющие, на что мы способны. Таким стал прошлый вечер.
Я вела себя как психопатка, уничтожала розы голыми руками, кричала будто ненормальная. Боже, до чего я опустилась! Лишь при мысли об этом меня охватывает жгучий стыд.
Впрочем, как ни странно, впервые за несколько недель я хорошо спала ночью – словно бы, немного выпустив пар, тем самым успокоила душу.
Я не чувствую вины за свой поступок, хотя в обычных обстоятельствах точно мучилась бы угрызениями совести. Однако весь такой загадочный Джеймисон Майлз больше не заслуживает моей жалости.
«Не стала бы дружить с таким эгоистичным придурком, даже останься ты последним мужчиной на земле», – сказала ему я… точнее, прокричала. Недостойные, отвратительные слова, но, черт возьми, он сам напросился!
Двери лифта разъезжаются в стороны, я выхожу в фойе, потом на улицу. И тут же слышу, как идущая впереди женщина бормочет себе под нос:
– Что здесь, черт возьми, произошло?
Она замирает на тротуаре и оглядывает поле битвы, усеянное лепестками желтых роз, смятые и раздавленные бутоны на асфальте, посреди дороги – сплющенные остатки букета, перевязанного большим кремовым атласным бантом.
Господи…
Я опускаю голову и поспешно прохожу мимо, а после, подняв взгляд, осматриваюсь в поисках камер наблюдения. Интересно, попала ли на камеру вчерашняя сцена? Кто-нибудь видел эти записи?