Живописный труп

– Дайте мне свою карточку. Муж совсем меня не понимает, а мне так нужна… консультация.

Ольховская громыхала.

– Лешик, вот скажи ей, что так убивать нерентабельно. Что ты как не мужик! А еще к Сладковскому на консультацию ходил.

– Я попросил бы. Я рассказал, чтобы интересно было, а не для того, чтобы меня попрекали.

Смородина вмешался:

– Я хотел бы с любезного разрешения Раисы Федоровны предложить вам всем мои карточки.

Поэтическое кафе

Жизель назначила ему встречу в кафе в центре, вздохнув, что ей «было бы трудно ехать куда-то далеко от дома, тем более что муж уехал на рыбалку». Платон Степанович даже почесал затылок. Он умел и договариваться, и ставить хамов на место. Но флирт ему был совершенно непонятен и не интересен, он даже в романах такие места просматривал по диагонали. В любом случае об измене не могло быть и речи. Он любил только свою жену.

Но все равно перед выходом из офиса он лишний раз посмотрел в зеркало. Ну, если корпулентные, похожие на филинов лысеющие очкарики в ее вкусе, он только легче получит нужную ему информацию. Может, ей нравится, когда из-за толстых стекол на нее зорко смотрят маленькие глаза.

Жизель ждала за столиком. Ее лицо украшали крупные солнцезащитные очки. Смородина огляделся и понял, что она выбрала такое место, чтобы все время видеть себя в зеркало.

– Восхищаюсь Дианой. Подкатывает ко всем подряд, совсем не боится отказов.

Она немного покрутилась, как бы устраиваясь поудобнее. Ее длинные белые волосы впитывали свет. Она была кинематографически хороша, европейская дневная красавица.

– У нее одна песня, как она работала в правительстве Москвы, когда там квартиры дарили этажами. Но потом ее влиятельный дедушка помер, и нашу хабалку попросили на выход, нежно ускорив движение тела толчком ногой под зад. Лешик ее отшил, она злится. А он просто робкий, боится проявить интерес к самой красивой женщине в клубе. – Затем она резко сменила тему: – Как вы думаете, когда будет знаменита настоящая аристократия?

У Смородины была чуждая Жизели привычка думать, прежде чем ответить, поэтому, поправив очки, он настроился на рассказ о том, как потомки рэкетиров превращаются в слой, который укрощает других одним только высокомерием, делегируя ношение оружия охране. И что восхищаются окружающие не столько колоннами и бархатом, сколько привилегиями…

– Я сразу поняла, что вы особенный. Эта смешная женщина не дала мне прочесть мои новые произведения. Но вы сможете оценить. Вы один.

Не дав ему опомниться, она достала голубую брошюру, на обложке которой Смородина заметил ее графический портрет. И начала декламировать.

Смородина честно сосредотачивался в начале каждого стихотворения, но их единственным содержанием было то, что автор умеет в рифму. Лучше бы они были смешными или вульгарными. То, что Жизель, сидя в помещении, читала в темных очках, усиливало сюрреалистичность происходящего. Наконец она сделала паузу и, наверное, перевела взгляд на него.

– Жизель, вы говорили, что вам нужна консультация.

– Именно. Понятны ли мои стихи адвокатам? Вы же пришли в книжный клуб, вам интересна великая литература.

– Кстати, о литературе. Я так рад был встретить вас у Абрамовых. Почти Абрамцево, вы не находите? Есть сказочный дух в этих высоких зеленых деревьях.