Они покинули церковь, прикрыв дверь и осмотревшись вокруг: на дороге было очень много луж, которые едва ли можно обойти. Дочь-то в резиновых сапогах, а он в ботинках, которые текут, едва наступи на воду. Выбирая место посуше, Михаил не спеша шел вперед, а дочка шлепала по лужам, стараясь не намочить свои джинсы. Когда же луж стало меньше, она подошла к отцу и взяла его за свободную руку, прижимая мишку к груди, здороваясь по дороге со всеми проходящими людьми. С концом весны народу тут прибавилось, дети привозили своих стариков и помогали им обжиться, уезжая потом в город.
Мимо пробежала собака, рыжая, как лиса, и с белыми носочками на лапах: обычная дворняжка, которая ластится ко всем. Саша не удержалась и, попросив у отца остатки бутерброда, скормила псу, который потом всю дорогу от них не отставал. Только Маруська этому гостю была не рада и, встав у калитки, злобно шипела на него, вздыбив шерсть на хвосте и загривке. Михаил, поймав на руки красавицу, ласково пригладил шерсть и прогнал пса, отправляя дочь в дом. С довольной кошкой, которая успела забраться к нему на плечо, вошел следом и оставил сумку по привычке у порога, забыв, что там лежит письмо, которое по пути ему вручил почтальон. Он быстренько закинул дрова в печь и развел огонь, в доме оказалось прохладнее, чем он ожидал. Ребенок, видимо, не забыл про письмо, поэтому приволокла сумку папе и спросила про письмо.
— Пап, что в письме?
— Забыл, сейчас посмотрим, — он достал из сумки конверт и отставил ее в сторону, сказав дочери: — Не таскай такую тяжесть, сколько раз говорил.
— Прости, но ты сам виноват, что забыл.
— Конечно, — он разорвал край конверта и достал листок, внимательно пробежавшись по нему взглядом. — Это от моего знакомого из заграницы.
— Вау, откуда точно? А можно мне посмотреть? — она встала рядом с отцом и посмотрела на лист.
— Из Америки, я когда-то там был разок, мне еще двадцать пять лет было. Если хочешь попасть заграницу, хорошо учи английский язык, пригодится.
— А прочитай вслух, ничего не понятно, каракули одни.
— Хорошо, — Михаил весело рассмеялся.
«Здравствуй, Михаил, как давно я не писал тебе писем, только потому что не было времени. У меня появился ученик, зовут Джек, славный парень, только характер тяжелый, хоть ему и десять лет всего лишь. Но быстро учится всему, уверен, он станет отличным экзорцистом. Отвлекся я от мыслей. Как у тебя дела, продолжаешь ли ты так же свое дело или уже забросил? Совсем о тебе ничего не знаю, адрес с трудом нашел и не более. Есть ли у тебя ученики, а то как вспомню, все время один работал. В паре ни с кем, боялся, что отберут работу, а может и нет. Трудно тут очень, не стабильна сейчас грань, и экзорцистов мало стало, никто в нас не верит. Знать бы еще, как у вас там дела обстоят, может, и вам помощь нужна? Михаил, загляни к нам еще раз, хотя бы на неделю, поговорим обо всем. Да и дочку свою возьми с собой, пускай мир повидает. Я вот еще что хотел сказать: ангел Габриэль в нашем мире появился. Не знаю его целей, но уходить он не желает точно, какова причина у него, мне неизвестно. Но что-то он замышляет, и это не к добру, сколько бы я к ангелам не взывал молчание. Возможно, они слышат нас, но только не отвечают. Прости, что такие вести тебе рассказываю, но ты, как я помню, мог докопаться до истины и все расставить по местам. Мы с Джеком будем вас ждать. С уважением, старый друг, отец Эндрю.»
Михаил закрыл письмо и кинул его в печь, прямо в огонь, на душе было тяжело. Настя, увидев состояние папы, села за стол и притихла, не решаясь спросить что-либо, виня себя в содеянном. Не двигаясь на стуле, она молча наблюдала за тем, как отец без единого слова ставит перед ней чашку с горячим супом, кусочек хлеба и сметану. Но сам есть не решается, смотря в окно и нервно стуча пальцем по столу. Он подпер подбородок рукой и, продолжая смотреть в окно, тихо сказал:
— Кушай, а то остынет и будет не вкусно.
— Ага.
Она послушно принялась уплетать заботливо приготовленный обед, с тяжелым чувством вины на сердце. Решив, что после того, как покушает, попросит прощения за свою просьбу прочесть письмо вслух. Михаил продолжал смотреть в окно и думать, воспоминания разом обрушились на него, вскрывая старые раны. Со святым отцом Эндрю он познакомился в Лос-Анджелесе, в одной из старинных католических церквей. Тогда они оба были молодыми и не такими опытными, но старались изо всех сил. С ними был еще один ученик, во время одного из обрядов изгнания беса из тела девушки. Парень не послушался их наказа и посмотрел на него, вмиг замертво рухнув на пол. С того момента он был гораздо осторожнее и категорически был против помощи от других, но Эндрю единственный, кто мог помочь. Вдвоем они продолжали обмениваться информацией и помогать людям, но с собой больше никого не брали, зная о прошлом случае. Домой Михаил возвращался нехотя, оставив свои данные другу, чтобы тот мог написать письмо. С тех пор они друг о друге не слышали и писем не присылали. Но и возвращаться в Америку он не желал, там совсем другая нечисть, дьявол может и один и бог тоже, вот только от мест все зависит. В России условия гораздо жестче, нежели в Америке, но тут им пробраться гораздо труднее, нежели там, где почти каждый человек дверь для демона стража. Да и чистилище существует, даже если в православной вере о нем не упоминается, а в католической вере оно есть. Но лишь экзорцисты знают правду, независимо от веры и мировоззрений.
Это письмо заставило все вспомнить и о многом пожалеть, но оно оказалось предупреждением. Михаил прекрасно знал, кто такой Габриэль: ангел, которому он молился и который не пришел. Сейчас же спокойно обитает в людском мире, что очень странно и не хорошо. Ведь ни ангелам, ни демонам нельзя подолгу находиться в их мире, ибо это нарушит баланс между раем и адом. Но в первую очередь он беспокоился о дочери, ведь ее когда-то спас ангел, а они между собой это знают и обсуждают. Столько мыслей и вопросов крутилось в голове, что он отчаянно потер ладонями лицо и глубоко вздохнул. Ясно ощутив, как состарился еще на несколько лет, слишком уж нервничал от этих вестей. Да и ребенка расстроил своим поведением, лучше бы убрал письмо обратно в сумку и потом только сжег.
— Сашенька, не расстраивайся. Тут нет твоей вины, это мне нужно извиняться, что так вот себя повел.
— Все хорошо, папочка. Я тоже виновата, попросила все рассказать.
— Ладно, вижу, ты покушала. Быстро мыть посуду и спать, ты вчера поздно легла и рано встала, аж носом клюешь.
— Я в порядке, правда, — она натянуто улыбнулась.