Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства

22
18
20
22
24
26
28
30

Он цыкнул:

– Нет. Че делать надо?

Цыган расплылся в улыбке.

– А что умеете?

Не прошло и получаса, как все четверо очутились возле арки у городского Дома культуры. Подростки стояли возле бабушек в цветастых платках, продававших цветы и овощи со своих огородов: Саня играл на баяне, а Вовка и Женя пели хором, кое-как попадая в ноты.

На привязи они держали неизвестно где пойманную коричневую дворнягу.

А за горизонтом ураганС грохотом и гомоном и гамомПуть свой начинает к Зурбагану[9].

Голоса поющих эхом отдавались в соседнем сквере.

Илья, вооружился Жениной кепкой и просил денег у прохожих.

– Подайте, пожалуйста.

Миловидная бабушка в розовых очках и вязаной кружевной шапке протянула Илье горсть мелочи.

– Собачке на пропитание.

– Не собачке, – признался Илья. Иногда его честность могла вызвать радость у любого шпиона. – Это Цыгану. Он нам ножом угрожает, деньги требует. Спасибо большое.

Бабушка застыла в растерянности. Илья взял деньги и пошел дальше.

На базе наступило время обеда, и Алик спокойно уселся у стола вместе с сослуживцами. Арбуз на десерт сегодня попался удачный – красный, как сигнал светофора, и сладкий.

Однако трапезе Алика помешала пачка писем, влетевшая с размаху прямо ему в лицо. Афганец отвел взгляд от заваливших его конвертов и красных капель.

Надежда стояла перед ним и кипела от злости.

Алик замер с куском арбуза в руке.

– Ты че, сестренка? Накатила, что ль… с утра?

– А ты че, братишка, героя из себя строишь, рожа ты бандитская? – Она уперлась руками в бока и нависла над столом. – Значит, получается, ты у нас в Югославии воюешь? Папе письма пишешь, да? Ты у нас герой, а я, простите, пожалуйста, грязь из-под ногтей?

Алик взял письма и осмотрел, опустив глаза.