— А потом? — перебил он.
— Потом мы подождем, пока пройдет кашель, сделаем анализ крови, и, если он будет в порядке и не возникнет новых проблем, я выпишу вас на работу.
— Меня не надо никуда выписывать, — несколько раздраженно произнес Кирилл. — Вы меня лучше побыстрее вылечите.
— Именно этим я и занимаюсь. — Его тон обидел меня. — Но вас, похоже, что-то не устраивает?
— Извините, Анна, — мягко сказал он. — Не устраивает только одно: я болею, и из-за этого стоит работа. Причем не только моя… — Он тяжело вздохнул и неожиданно спросил: — Будем пить чай? Или вас опять ждут больные?
— Уже не ждут, — честно ответила я.
После моего странного сна лицо Кирилла несколько раз в течение дня вставало у меня перед глазами. Тогда я искала слова, чтобы описать его, а сейчас как бы проверяла свои представления. Умные глаза, высокий лоб с несколькими горизонтальными морщинами, прямой нос… Пожалуй, единственный недостаток этого крупно вылепленного мужского лица — подбородок, которому тоже следовало быть крупнее… А он маленький, как у женщины. Говорят, это означает безволие. У моего бывшего мужа подбородок был тяжелый, что называется, квадратный… Вспомнив Игоря, я очнулась: Кирилл внимательно смотрел на меня, и мне стало неловко.
— Давайте перед чаем я сделаю вам массаж, — предложила я, чтобы справиться со смущением.
— Опять эти муки?! — застонал Кирилл, но послушно отправился на кухню и вернулся со знакомой банкой меда. Прежде чем лечь, он убрал с кровати книги, и я успела разглядеть обложку томика Батюшкова. То, что он читал моего любимого Батюшкова, тронуло меня.
…Странно, несколько минут назад, слушая сердце, я спокойно касалась его гладкой влажноватой кожи. А сейчас словно впервые увидела эти сильные мышцы спины, и мне захотелось погладить их, почувствовать их упругость… Интересно, как бы повел себя при этом мой пациент?.. Но все-таки здесь, в его квартире, я была в первую очередь врачом и лишь потом — женщиной.
После массажа мы сели пить чай в желто-голубой кухне-гостиной. На столе появились хорошие конфеты, бутылка армянского коньяка — и на этот раз я не стала отказываться. Ощущение уюта буквально обволакивало меня, и к нему прибавилось приятное волнение: вот я сижу с мужчиной, которому, возможно, нравлюсь, к телу которого я только что прикасалась… Я призналась себе, что мне не хочется уходить отсюда и в промозглой тьме возвращаться в свою холодную квартиру.
— У вас такая необычная кухня, — сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
— В прошлом году я уезжал на съемки и попросил приятеля — он занимается дизайном — поработать здесь. Я и представить не мог, во что он превратит мою кухню! Вошел и просто обомлел.
— Вам не понравилось?
— Это не то слово.
— А по-моему, такие яркие цвета среди петербургской зимы — совсем неплохо.
— Приятель говорил то же самое. Но я, пожив неделю, уже готов был плюнуть на потраченные деньги и разнести это великолепие, — он кивнул на голубые шкафы и холодильник, — какой-нибудь кувалдой, а стены заклеить хоть газетами. Все это напоминает детскую, но я-то не ребенок.
Я засмеялась и невольно вспомнила, что, когда мы отделывали и обставляли нашу квартиру, поначалу Игорь, несмотря на занятость, вникал во все детали… Это потом ему стало все равно. А когда я переезжала в свою нынешнюю хрущевку, мне уже было не до дизайна. Да и какой дизайн в шестиметровой кухне?
— И теперь вы опять собираетесь все переделывать? — спросила я, прикидывая, в какую сумму мог обойтись такой ремонт.
— Собираюсь, но не сейчас. Сначала надо закончить фильм. — Сказав это, он почему-то помрачнел.