Полёт мотылька

— В тюрьме, с ним! — кричит вновь он, пнув ногой букет. — С человеком, который изнасиловал и убил человека, ты провела ночь в одной камере, а меня, блять, М-Е-Н-Я, законного мужа, ты не подпускаешь даже к своей комнате!

Кажется, его не остановить, он рвет и мечет все, что видит. И я не могу больше это терпеть.

— Ты ведь знал всё, — кричу ему в ответ. — На что ты рассчитывал, Альберт? Что ты думал я буду делать, когда память ко мне вернётся?

Он резко разворачивается лицом ко мне и подходит так близко, что становится страшно и тошно.

— Я рассчитывал на твоё благоразумие! — выпаливает с брезгливостью.

— Не будь я благоразумна, я бы сбежала с ним ещё до свадьбы! Поэтому именно благоразумие привело и довело меня до того, что сейчас происходит! — останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, но замолкать не собиралась. — Я устала, Альберт. Можешь говорить хоть всему миру о том, какой шлюхой я оказалась. Делай так, как ты считаешь правильным. А родителям я сейчас сама позвоню и все расскажу.

Меня разрывает на части. Разрывает от мысли, что я не хотела причинять боли никому; ни ему, ни Давиду, ни родителям, но, в итоге, все от меня страдают.

Я смотрю на разорванные фотографии, что разлетаются на ветру, перевожу взгляд на цветы, что истоптаны Альбертом, и медленно подхожу к сумке, прикусывая губы до крови, в надежде унять душевную боль.

Моя попытка однажды сделать все правильно превратилась в снежный ком, выросший размером в Эверест. И сейчас этот ком готов поглотить и разрушить всё, что я пыталась сберечь. Неужели, наше счастье с Давидом — это нечто недосягаемое? Неужели не может наше счастье продлиться дольше, чем несколько дней?

Достав телефон, сквозь слезы судорожно ищу абонент: «Папочка». Вспоминаю его отношение к себе, его любовь, его доброту. Вспоминаю сколько сделал он для меня. И понимаю, что сейчас все, что я ему расскажу, для него станет ножом в спину. Не знаю, как сообщить ему о себе всю правду. Не знаю, как прощу себя за то, сколько страданий, в скором времени, им с мамой принесу.

— Ненавижу, — кричу, не контролируя эмоции. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Расплакавшись навзрыд, я не имею сил сделать то, что должна. Наверное, я просто надеялась благоприятнее разрешить ситуацию. Я прячу лицо в собственных руках и пытаюсь прийти в чувства, но это бесполезно. Меня судорожно трясёт, как сумасшедшую, и вдруг, я чувствую, как сзади ко мне подходит Альберт. Он садится рядом и, потянувшись рукой к телефону, забирает его из моих рук.

— Стоит ли он того, чтобы ты лишала своих родителей дочери и чести? — говорит тише. — Ты причиняешь мне столько боли, Амели. Лишаешь гордости и любого достоинства, но я не хочу терять тебя. Поэтому подумай ещё раз, кто и чего стоит!

Глава 24

По дороге "домой", я стараюсь успокоиться и перестать лить слезы.

Слова Альберта пролетают мимо ушей, мне не хочется слушать и слышать его. В мыслях всплывает картина, как он кромсает подаренный Давидом альбом и топчет мои любимые цветы. Я не должна испытывать к нему чувство ненависти, но я испытываю. Оставаться рядом с ним, быть ему женой и делать вид, что всё у нас хорошо больше не входит в мои планы, но я не знаю, как достойно развестись с ним.

Вот уже полчаса он твердит мне лишь о том, что любит меня и не хочет рушить брак. Пытается очернить Давида и привить мне чувство вины, хотя оно уже и так достаточно привито. Но из жалости и страха оставаться с ним я не собираюсь. И единственным на данный момент выходом я вижу разговор с мамой. Мы вместе расскажем обо всём папе.

— Дай мне свой телефон — обращается ко мне Альберт у входа в дом.

— Зачем?

— Дай без лишних вопросов! — произносит нервно.