Грустно улыбаюсь.
— Твоя любовь и твои чувства основаны лишь на желании избавить меня от Давида.
Аккуратно провожу пальцем по ломким, высохшим, лепесткам цветка и улыбаюсь. Улыбаюсь, вспоминая нашу встречу с Давидом, когда волнение влюблённости только закрадывалось в мое сердце. Улыбаюсь, потому что помню, и это самое главное. Выбрав книгу для чтения, закрываю её и поворачиваюсь к Альберту.
— Допустим, я больше не испытываю к нему чувства и влюбляюсь в тебя. Уверен ли ты, что твои эмоции не угаснут, что не потеряешь ко мне и к нашему браку интерес? Я ведь заинтересовала тебя только тогда, когда ты узнал о Давиде, не так ли? — подхожу к нему, в надежде донести до него свои мысли. — Альберт, тебе интересна лишь эта игра, и вся твоя мнимая любовь растворится в одно мгновение, как только ты устанешь в неё играть.
Вздыхаю с облегчением. Кажется сейчас, я объяснила не только ему истинность его чувств, но и самой себе. И хоть это и не оправдывает моих измен, мне, все равно, становится намного легче, ведь теперь я уверена, что однажды, Альберт забудет обо мне с той же лёгкостью, с которой заинтересовался мною. А впереди его ждёт настоящая и светлая любовь, где он сумеет насладиться женской теплотой и лаской.
Он ничего не отвечает. Встаёт, не отрывая взгляда от моего лица, забирает книгу и отбрасывает на кровать.
— Раз так, — на его лице появляется ухмылка, которая так мне ненавистна. — Раз это все для тебя просто игра, то тогда давай поиграем. Интересно, как Давид отреагирует на то, что мы проведём с тобой целую ночь вместе? — его рука касается моей щеки и плавно плывет к волосам.
Я брезгливо отворачиваю лицо и хочу отойти от него, но он останавливает меня, резко хватая за шею.
— Ну, родная, я тоже хочу попробовать тебя на вкус.
Его слова звучат мерзко, и мне кажется, что вот-вот и меня просто стошнит. Я боюсь его, боюсь, что у него хватит бесчеловечности насильно овладеть мной.
— Пожалуйста, только не трогай меня, — шепчу сотрясающимся голосом.
— Ему можно, а мне нельзя? — приподнимает бровь, нагло смотря на меня.
Его вторая рука скользит под блузку и мне становится настолько плохо, что я чувствую, как темнеет в глазах.
— Пожалуйста, — шепчу, игнорируя его вопрос, и пытаюсь вырваться из его хватки.
Чувствую, как глаза наполняются слезами. Если он притронется ко мне, то я не представляю, как дальше буду жить с этой мыслью. Как сумею простить себя за это и как посмею после этого взглянуть в глаза Давиду.
Оказывается, штамп в паспорте, ничего не значит. Не он определяет то, кому ты принадлежишь и кого считаешь по истине родным человеком. Это решает только собственное сердце, которое, как оказывается, никогда не ошибается.
И жаль, что штамп в паспорте не совпадает со штампом в сердце.
Он не отпускает меня, целует в шею и плавно спускается губами вниз. Словно лезвием по коже. Я сжимаюсь и из последних сил стараюсь оттолкнуть его от себя. Он кажется мне самым чужим и неприятным человеком на всем белом свете.
— Альберт, я молю тебя, — прошу хрипло в надежде, что он остановится. — Не поступай со мной так.
— Может мне поступить сейчас с тобой так же, как и он? Изнасиловать и убить?