— Давай останемся! — обнимая меня сзади, прошептал в ответ.
— Давид… — не сумела продолжить, задыхаясь воспоминаниями о Альберте.
— Только не говори мне о нем!
— Свадьба через месяц, — от боли стала прятаться в его объятиях.
— Ты считаешь, что я отпущу тебя? — он напрягся и тяжело вздохнул. — Нет, Амели!
Глаза наполнялись слезами. Я повернулась к нему, и мы встретились взглядом. Наверное, я схожу с ума, ведь не имею представления, как буду дальше жить без него. Так глупо, по-детски, но от чистого сердца, которое никогда не испытывала даже маленькой крошки подобных чувств.
— Не стоит, — коснувшись пальцем щеки, он вытер слезинку, что, не удержавшись, скатилась из глаз. — Ты у меня такая красивая, когда улыбаешься.
«Ты у меня» — слова, повторяющиеся эхом в моей голове, заставили сердце биться сильнее, приводя к дикому восторгу.
Моё сердце. Оно перестало принадлежать мне, всецело отдавшись во власть Давиду.
И что-то мне подсказывало, что лучшего хранителя моих чувств, мне не встретить.
— Спасибо тебе. Спасибо за всё, — прижавшись к его груди, я вдохнула чарующий запах, доносившийся от него, стараясь запечатлеть этот аромат в своей душе навсегда.
Мы долго сидели на холме. Но разве время имеет счёт, когда вокруг ничто не важно, кроме нас двоих? Не хотелось даже шевелиться, будто бы боялась, что от одного лишь движения может испортиться волшебный миг единения.
Последний вечер мы решили провести в ресторане на Эйфелевой башни.
Наблюдать за вечерним Парижем с высоты сто двадцати четырех метров — захватывающее представление. Огни садов Трокадеро и дворца Шайо завораживали и на мгновение я забыла, что нахожусь не одна.
— Не люблю я эту башню, но вид отсюда великолепный! — отвлёк меня от пейзажей голос Давида.
— Ты прям, как Ги Де Мопассан, — рассмеялась ему в ответ.
— Не понял? — он нахмурил брови, но улыбки сдержать не смог.
— Я читала статью, где говорилось, что его раздражала Эйфелева башня. Но он ежедневно обедал в ее ресторане, руководствуясь тем, что только отсюда не видно башни.
Давид, не сдерживая эмоций, рассмеялся:
— Я то думаю, почему мне так нравится этот вид. Наконец-то, будучи в Париже, не вижу этот треугольник.