– Спасибо. – Больше нечего было сказать, так что она повесила трубку.
Было рано, и те девушки, которым не нужно было бежать на лекцию в восемь утра, до сих пор спали. Элинор сползла по стенке телефонной кабинки, прижала колени к груди и плакала, пока глаза у нее не опухли, а ноги не затекли. Хорошо было бы принять душ, это помогло бы ей прийти в себя и все обдумать, но Элинор была не в состоянии сдвинуться с места.
Ей нужна была мама. Единственный человек в ее жизни, который всегда знал, что делать. Но новости ее раздавят – она ведь столько работала, чтобы Элинор могла учиться в Говарде. Разъезжала по окрестностям, пекла ночами, спорила с отцом Элинор, когда тот настаивал, что на сэкономленные деньги надо купить новую машину вместо старой, потрепанной. Той самой, которой они оба пользовались, чтобы зарабатывать на жизнь. Но выбора не оставалось: Элинор поднесла трубку к уху и набрала номер, как ни боялась этого, заказав вызов за счет вызываемого абонента.
Мать приняла вызов.
– Что случилось, солнышко?
– Откуда ты знаешь, что что‐то случилось?
– Потому что сейчас утро. Высокие тарифы. Давай, рассказывай, не нагоняй мне сумму счета. – Мама усмехнулась, но даже сквозь потрескивание статики, привычное для их разговоров, Элинор слышала, что она нервничает.
Элинор обычно звонила домой один раз в неделю после десяти вечера, когда тарифы снижались. Она представила, как мама стоит в кухне и вытирает плиту. Она так часто делала, когда нервничала, поэтому поверхность плиты всегда блестела.
– Мама.
– Да?
Элинор ощутила, как внутри у нее слипаются в единый комок волны страха, вины и стыда, как все это встает у нее в горле, мешая говорить.
– Рассказывай давай, солнышко.
– Я… беременна. – Она сказала это тихим, слабым голосом, как ребенок, которому больно разочаровывать маму.
На том конце трубки воцарилась такая мертвая тишина, что Элинор засомневалась – вдруг она слишком тихо говорила и ее слова не долетели на такое расстояние? Но потом, после парочки потрескиваний, мама наконец спросила:
– От того доктора?
Во время еженедельных разговоров Элинор рассказывала маме все-все про Уильяма. От первого свидания в театре «Линкольн» до того, как он забирал ее с работы в магазине, описала во всех подробностях его дом, похожий на замок, и встречу с его добрым отцом и высокомерной матерью. Элинор нарисовала сказочную картинку, а теперь вся эта сказка исчезла.
– Он еще не доктор. Но да, ребенок Уильяма.
– А у него не будет повода в этом усомниться?
– Мама! Это что вообще значит?
– Давай-ка не заводись. Я знаю, как с такими вещами бывает, – громко вздохнула мать. – Ну что ж, ничего не остается, кроме как выйти замуж.