Она оглядела меня сверху донизу, потом надела перчатки и открыла коробку с чулками. Каждую пару отделяла тонкая оберточная бумага. В конце концов мы остановились на поясе из нейлоновой тафты и трикотажных чулках с укрепленными носком и пяткой. Тетя Мари вернулась, когда продавщица положила чулки в пакет из хрусткой белой бумаги с золотыми буквами.
– Дайте еще вторую пару, вдруг у нее стрелка пойдет.
На улице, преисполнившись благодарности, я обняла тетю. Она не отличалась излишней любвеобильностью, особенно на людях, так что похлопала меня по плечу и отодвинула.
– Чтобы отплатить, когда каникулы начнутся, пару раз поможешь мне прибраться в «У Кики» с утра в понедельник. Для меня это отличный способ слегка подработать, чтобы свести концы с концами.
– Конечно! – сказала я, сияя и сжимая пакет. Я не могла сдержать свой восторг. Какой там «Джимбелс», это уже как Рождество и мой день рождения одновременно. Я болтала про то, какая из моих юбок будет хорошо смотреться с новыми чулками, и вдруг, сойдя с тротуара, задела чье‐то плечо. Я подняла голову и увидела худую белую женщину, которая скривилась, глядя на меня. Рядом с ней стояла девочка в сером шерстяном пальто.
– Смотри, куда прешь, черномазая, – прошипела она, крепко схватив дочь за руку.
Я отшатнулась, будто получила пинок в живот. Меня еще никогда никто так в лицо не называл, и на секунду у меня отшибло дар речи.
– Я… нечаянно, – пробормотала я наконец.
Женщина поправила шляпку-таблетку.
– Теперь придется душ принять!
– Да уж не помешает. Я отсюда чувствую, как от вас пахнет, – сказала тетя Мари спокойно.
Женщина посмотрела на нас обеих и закричала:
– Сидите лучше в своем районе!
– Я плачу налоги точно так же, как и вы. В следующий раз смотрите, куда идете, – отозвалась тетя Мари, потом схватила мня за руку и увела в противоположном направлении. Я пошла за ней к городскому совету, потом в «Джимбелс», но голова у меня была как свинцовая.
В универмаге пахло сладкими духами и нежной косметикой. Повсюду на витринах висели великолепные блестящие украшения. Красивый стеклянный эскалатор, поднимавшийся на три этажа, был как приглашение на небеса. Но я не чувствовала никакого волшебства. Вместо того чтобы ходить по залам в восторге и изумлении, я чувствовала, как на меня оглядывается каждый проходящий мимо белый. Мне трудно было дышать. Впереди справа я увидела двойные двери на выход и протолкнулась сквозь них наружу, на тротуар.
Какой‐то автомобиль сердито загудел на шедшего через улицу прохожего, свет светофора переключился с красного на зеленый, а в ушах у меня все звенел голос той женщины. «Черномазая!» Надо мной нависло гневное лицо мистера Гринуолда. «Ты не можешь с такими дружить!»
Сжатые зубы миссис Томас. «Множество негритянских школьников мечтали бы оказаться на вашем месте».
А потом я снова вспомнила вещи, известные мне с того самого момента, как Шимми постучался в дверь к тете Мари. Чувство между нами не сможет выжить. Мир не даст нам света, который позволил бы ему расти. Мы с Шимми вечно будем шнырять по темным парковкам, прятаться в вонючих аллеях, и я вечно буду пригибаться на заднем сиденье. Наши отношения с самого начала были обречены. Надо расстаться с ним и с выдуманным миром, который мы создали, прежде чем мне станет больно.
Белый пакет с желанными чулками выскользнул у меня из рук и упал на грязное пятно на мостовой. Тетя Мари наклонилась и, подняв его, отряхнула. Но я не потянулась за пакетом.
– Не давай никому украсть у тебя радость, милая, а то проживешь всю жизнь несчастной. Я такое уже видела. Покажи этой невежде что к чему – выучись. Не забывай про свою цель, а про нее забудь.