В итоге я взяла с собой сухари и галеты, как не пахнущие ничем и припрятала везде, где только смогла. Так, чтобы ни дядя, ни прислуга, если он решит её вернуть обратно в дом, не нашли. Но что-то сильно сомневаюсь в последнем. По крайней мере, до дня рождения Норы точно. Предполагаю, что прислугу он удалил, решив, что среди них есть сообщник или сообщница, которые помогли достать те кулёчки.
Где добыть еду, теперь я знала, а вот с водой всё было непросто. Меня ещё внизу насторожили те вёдра в окружении дощечек. Первая же ассоциация, которая возникла в голове — так любители всяческой эзотерики и мистики «заряжают» воду. Вот только были все основания предполагать, что на кухне происходил обратный процесс. Как бы дядя ни пытался меня убедить в том, чтобы согреть достаточное количество воды для принятия ванны понадобится много времени, он лгал. Да, это я поняла вначале из разговора, а потом, побывав на кухне. В наличии было достаточно ёмкостей, чтобы быстро управиться с нагревом нужного объёма. Плюс все эти странные ощущения при контакте с разной водой… Конечную точку в сомнениях насчёт шизофренического расстройства у Норы и меня одновременно поставил очередной приступ жажды. Вернее, когда решилась выпить воды из-под крана. Она снова меня предостерегла. Ради чистоты эксперимента зачерпнула немного из одного ведра. Что я там говорила по поводу мёртвой воды? Ощущения меня не подвели: на этот раз мне досталась «умирающая», словно испускающая последнее дыхание, но всё так же пытающаяся предупредить. Ну да, странно было бы предположить избавление от магических свойств путём простого кипячения. Понять бы ещё: подключён водопровод к тому самому неизвестному мне Источнику или он сам по себе, но способен каким-то образом влиять на воду, как на самый простой и доступный способ передачи информации? Для подтверждения своей гипотезы я снова плеснула себе из-под крана. Чёткий голос, разборчивое послание. Собственно, вода меня и предупредила насчёт возвращения дяди. Хватило времени и на перекус, и на возвращение к себе, и на уничтожение следов, которые могли бы выдать, что я покидала комнату.
В припрятанном ковшике ещё оставалась вода, но после настоящей пить её совершенно не хотелось. Мне нужно где-то раздобыть флягу или какую-нибудь подобную ёмкость, а лучше — несколько. Память Норы молчала. Максимум, что удалось из неё выудить — это точное расположение кладовок и как пройти незаметно на чердак. Понятное дело, что девушка была не в курсе, что там хранится, ведь раньше в доме была прислуга, а Норе в голову не приходило проявить интерес такого рода. Её будни вообще на редкость были скучны и однообразны. Большую часть времени занимал страх, перерастающий в панику и обратно. И как она только умудрилась дожить почти до совершеннолетия? Да, ей действительно вот-вот должно было исполниться восемнадцать! Это только «благодаря заботе» дядюшки Нора выглядела на шестнадцать. При таком питании удивительно, что она смогла хоть как-то вырасти, а не застрять до конца своих дней в теле двенадцатилетнего ребёнка. Чем дольше времени я проводила в этом доме и узнавала о прошлом Норы, тем сильнее ненавидела дядю. За такое пожизненного заключения в колонии строгого режима мало будет!
Кстати, «о птичках», вернее, упырях… Я подошла к окну на такое расстояние, чтобы видеть дорогу, но самой не быть замеченной. О, лёгок на помине! Молчи, Лара, только молчи! И притворяйся болезной, когда дядя явится, чтобы засвидетельствовать своё возвращение и, возможно, накормить каким-никаким ужином.
То, в каком виде возник на пороге моей спальни дядя, не оставило меня равнодушной. С ним явно было что-то не так: слишком расслабленным и довольным казался. Словно сытый паук, напившийся крови, явился, поблёскивая лихорадочно блестящими глазами. Нет, от него не разило чем-нибудь хмельным, и на любителя дурманящих веществ не был похож. Тут было что-то иное. Но точно было. Верно народ говорит, что глаза — это зеркало души. Знать бы ещё, какие демоны притаились на её дне. Поинтересовавшись больше для приличия моим самочувствием, дядя быстро ушёл, предупредив, что вскоре принесёт ужин. Оставалось лишь уповать на то, чтобы он не подсыпал мне какой-нибудь дряни в пищу.
На этот раз дядя «расщедрился» аж на треть сосиски, яйцо, которое тут же порезал на несколько частей, а затем переложил большую часть на свою тарелку, и ломтик хлеба.
— Простите, дядя, а мне можно всё это есть? Точно безопасно? Вы говорили, что тяжёлая пища может пагубно сказаться на моём состоянии…
Лишь получив утвердительный ответ, в котором не распознала и доли вранья, приступила к еде. Нужно будет поработать над тем, как правильно, а точнее, с пользой для себя и впредь задавать вопросы. Раз у меня в голове есть «детектор лжи», стоит воспользоваться им во благо.
Моё поведение за ужином дяде явно понравилось.
— Ты такая тихая и покорная сегодня, милая Нора… Приятно видеть, что ты вспомнила о манерах, как и полагается благовоспитанной девушке из добропорядочной семьи.
— Спасибо, дядя.
А сама боялась лишний раз поднять на него взгляд, осторожно гоняя по тарелке четвертинку сваренного вкрутую яйца. Было в глазах дяди что-то жуткое, словно затаившееся зло выглядывало наружу. У меня складывалось впечатление, что сижу за одним столом с маньяком.
Время тянулось просто бесконечно, несмотря на скудное меню, приговорить которое можно было всего за пару минут. За окном громыхнуло, предвещая начинающуюся грозу. К немалой радости дяди я пожаловалась на лёгкую головную боль и предложила перенести приём ванны на завтра, хотя искренне боялась его возражению. Лично мне хватило и утреннего совместного времяпрепровождения за те минуты, что мылась.
Пожелав мне доброй ночи, этот упырь ушёл, не забыв снова запереть дверь. А я, провалявшись немного в кровати, подошла к окну и приложила руки к стеклу, по которому уже начали стекать дождевые капли. Вопреки ожиданиям услышать о грозящей опасности, получила совет дождаться сигнала, а затем спуститься на кухню. У меня совсем окоченели руки, когда получила, наконец-то, отмашку от стихии. Признаюсь честно, ни малейшего желания воспользоваться потайным ходом, когда дядя находится в доме, у меня не было. Да и запас провизии в схроне позволял продержаться до его очередной отлучки. Но дождь настаивал, а стремление разобраться в происходящем перевесило осторожность.
К слову сказать, пришлось немало потрудиться, чтобы добыть собственной крови. От прежней ссадины не осталось и следа. Впрочем, мне это было только на руку: заметь дядя повреждение, и от расспросов было бы не отвертеться. Хотя у меня в голове был вариант свалить всё на обморок.
За неимением ничего острого, расшатала один их гвоздей, торчащих в раме и вскоре спускалась по уже знакомой лестнице. Примерно на середине своего пути я заметила отблески света. Видимо, кладка в этом месте немного разрушилась. Недолго думая, приникла к щели между камнями и совершенно случайно стала свидетельницей дядиных откровений перед портретом Норы. От каждой услышанной фразы волосы на моей голове шевелились всё больше и больше… Какая гнусность! Бедная Нора… Похоже, что она о чём-то подобном догадалась или так же, как и я, случайно подслушала планы этого ненормального.
В висках набатом стучала кровь, а у меня не было даже сил, чтобы подняться со ступеньки, на которую опустилась, чтобы не упасть. Только убедившись, что дядя крепко спит, смогла собраться и продолжить свой путь.
Глава 6. Маска, летящая на стол
Самое сложное после всех моих ночных приключений было не вздрагивать, когда рядом оказывался дядя. Стоило его увидеть, как в голове набатом раздавалось «четыре дня». Ровно столько мне оставалось до проклятой свадьбы. Я так и не поняла, каким образом он хочет забрать родовую магию Норы. У себя так и не обнаружила ни малейших признаков наличия хоть какого-либо мало-мальски волшебного дара. Способность распознавать правду не в счёт. Такого «счастья» ему точно не нужно, да и у Норы её не было. На кухне ничего особенного не произошло: вода попросту на контакт не пошла. То ли её целью было привести меня, чтобы услышала откровения дяди, то ли он нахимичил чего-то ещё и с водопроводной. В общем, мысли роились в голове, как пчёлы внутри улья, пока я терзала дольку яблока при помощи вилки и ножа, пытаясь срезать с неё шкурку. Увы, выполнить нужную манипуляцию голыми руками было нельзя, ибо неприлично, а со шкурками благовоспитанные барышни яблоки не едят. На подобное только крестьянки да нищенки отваживаются. Поэтому приходилось тихо страдать. И от голода, и от открывшейся перспективы стать женой этому негодяю, и от выскальзывающего раз за разом из-под ножа сочного ломтика.
Голос дяди раздался словно гром посреди ясного неба: