– Что? – нервно спросил Плакса.
– Ты прекрасно понял, о чем я толкую, – сказал визирь. – Только попробуй!
– Своими иголками он может убить кошку, – шепнул Грязнуля на ухо Плаксе, когда визирь отвернулся. – Ты же не хочешь, чтобы тебя прокололи насквозь, правда?
Плакса этого определенно не хотел. Он не был особенно худым и, без сомнения, лопнул бы, исполни визирь свою угрозу.
Наконец путешественники остановились возле прекрасного здания цвета медного купороса. Это было главное святилище дворца, где Великий Панголин устраивал приемы. Вокруг стояли изваяния летучих мышей. Они именно стояли, а не висели вниз головами, как это делают живые летучие мыши. Под статуями на табличках было что-то написано, предположительно имена этих самых летучих мышей. Нюх поинтересовался у дикобраза, почему здесь так много статуй именно летучих мышей, и предположил, что они, наверное, были крупными военачальниками, защищавшими императора и его владения.
– Они были стенографистами и каллиграфами, – последовал ответ. – Они блестяще владели скорописью, а потом переписывали это прекрасным почерком. Позвольте сказать вам, ласки, что у нас, катайцев, самые лучшие почерки на свете! Никто так безупречно не умеет выписывать буквы, как каллиграф из Катая. Я слышал, что в вашей стране некоторые барсуки работают в банках и аккуратно пишут цифры, но они не стоят и клочка шерсти наших летучих мышей!
– Охотно верю, – ответил Нюх. – Но почему именно летучие мыши?
– Великий Панголин не желает, чтобы его документы мог прочесть какой-нибудь зверь, заглянув через плечо писцу. А у летучих мышей имеются крылья, которыми они и прикрывают свою работу от посторонних глаз.
– В школе ты обычно так и делал, только лапами, – напомнил Плакса Грязнуле. – Чтобы я не мог списать у тебя домашнее задание.
– А еще летучие мыши очень ревниво относятся к своему искусству, – глянув на Плаксу, продолжал дикобраз. – Они не могут допустить, чтобы кто-то, взяв ручку или кисточку, взял да и скопировал написанное ими.
– Но разве летучие мыши не слепы? – спросила Бриония.
– Да, зрение у них неважное, но они не слепы, – внимательно посмотрев на Брионию, ответил дикобраз. – Мыши работают скорее чутьем, чем зрением. Именно потому их так ценит наш правитель. Ни одна из них не в состоянии прочесть то, что написала, а память у них тоже плохая…
– Это оттого, что они висят вниз головой и мозги вытекают у них из ушей, – уверенно сообщил Плакса Грязнуле. – По крайней мере, я такое слышал. А еще я слышал… – Он осекся, когда дикобраз слегка кольнул его. – Ой… больно!
– Как я уже говорил, они не могут прочесть свою работу и даже не помнят того, что написали, – продолжал дикобраз. – Таким образом, тайны Великого Панголина остаются тайнами. Было бы очень нехорошо, если бы глубокие мысли императора стали известны обычным зверям, всюду сующим свои носы. – Дикобраз дрогнул и ткнул Плаксу когтем. – Это было бы ужасно!
– Никуда я свой нос не сую!
Бриония кивнула, как бы говоря: «Суешь, суешь, я сама видела».
– А где же у вас военные? – спросил Нюх, когда они подошли к главному святилищу, где предположительно в голову Великому Панголину и приходят глубокие мысли.
– Границы и стены нашей империи охраняют наемники, злющие-презлющие вепри. Злющие-презлющие они оттого, что мы платим им крайне нерегулярно. Ну, время от времени они получают деньги, но мы задерживаем плату как можно дольше под любыми предлогами. О, как они злятся! Они всегда злые.
У входа в здание стояла нефритовая статуя крылатой землеройки в натуральную величину, с рубиновыми глазами, воротником из чистого золота, серебряными бакенбардами и когтями из бледного опала. Талию опоясывал пурпурный кушак с перламутровой пряжкой. Только задние лапы выглядели пугающе обнаженными. На ступнях священных лап обувь отсутствовала. Это, безусловно, и был великий идол Омм. Визирь объяснил, что идола привезли из его собственного дворца, чтобы показать ласкам. Со всех сторон идола охраняли стражники-циветты, чтобы защитить остатки его драгоценного облачения.
– Какое внимание! – произнес Нюх. – Пожалуйста, передайте императору нашу благодарность!