Но хотя некоторые лисы и прислушивались к речам А-конкона, никто, подобно лису-философу, не стал спать под открытым небом, на снегу, никто не внял запрещению поедать отбросы, которыми так легко поживиться вблизи людского жилья. У лис находились весьма серьезные возражения против учения А-конкона: слабые телом, говорили ему, могут поплатиться жизнью, если откажутся от нор и подставят свои ненадежные шкуры ледяному дыханию Завывая. На это он отвечал, что смешно дрожать за свою жизнь и бояться смерти, которую каждая лиса должна принимать как награду. Смерть – это не поражение в битве с жизнью, это победа духа.
Однако, хотя А-конкон и превозносил смерть, он всегда помогал своим недужным собратьям и по праву слыл весьма искусным лекарем. И все же захворавшие лисы боялись его и обращались к нему неохотно – лишь когда им становилось совсем уже невмоготу. Выслушав болящего, знахарь немедля давал совет: «Несколько дней ешь одни лишь древесные грибы» или «Ешь в равных количествах тимьян, сладкий кервель и пижму». Если же во сне лису мучили кошмары, А-конкон предлагал положить в нору ветку жасмина, который изгоняет злых духов, но чаще рекомендовал в течение месяца спать на открытом воздухе. Бывало, лисица, один из детенышей которой рос слишком вялым и апатичным, просила А-конкона присоветовать ей лечебную травку.
– Хватит причитать, – обрывал он поток ее жалоб. – Травами тут не поможешь. Но есть одно верное средство: прекрати кормить своего лисенка молоком и пусть он отныне сам добывает себе пропитание.
Обеспокоенной матери подобное средство казалось слишком жестоким и губительным для ее возлюбленного чада.
– Дело твое, – заявлял А-конкон. – Можешь пичкать своего отпрыска всеми травами, что найдешь в лесу и в лугах. Но если это не поможет, пеняй на себя. Я сказал тебе, как его излечить.
– Но О-лан ты советовал… – пускала в ход последнее возражение лисица.
– На свете нет двух одинаковых лис, – обрывал А-конкон, смерив ее пренебрежительным взглядом. – От одних и тех же хворей разным лисам помогают разные средства. Уши твоего лисенка темнее, чем у сына О-лан. Поэтому ему помогут не травы, а отказ от молока и охота. Поняла?
Лисице оставалось лишь безропотно согласиться.
– Теперь касательно твоего собственного недуга – глистов и болей в животе, – продолжал сурово лекарь. – Набей полный рот щавелем и зверобоем и долго жуй их. Когда же получишь кашицу, напоминающую водоросли…
Однажды утром, вскоре после того как прошел дождь, наполнивший лес ароматом прелой листвы и влажной земли, Камио повстречал А-лона. Они разговорились о лисе-философе и его учении.
– Восхищаюсь познаниями старика А-конкона, – заметил Камио. – Но все же никак не могу согласиться с ним насчет «людской нечестивости». Жизнь научила меня, что люди бывают разные. Некоторые из них добры, другие злы. Не стоит огульно судить обо всех их поступках. К тому же им, как и всем живым существам, дано право жить на земле.
– Да, но они не довольствуются тем, чтобы просто жить, – возразил А-лон. – Они хотят захватить мир целиком, переделать его по-своему, не оставить на земле ни одного укромного уголка. И согласись, еда, которую они выбрасывают, частенько творит в животе такое, что света не видишь.
– К человечьей еде надо привыкать.
В это мгновение из-за деревьев показалась лисица, как видно, направлявшаяся к себе домой. Лапы Камио тут же задрожали. Хорошо, что он сидел, и ему не составило труда скрыть эту предательскую дрожь.
– Привет, – окликнул он. – Как поживаешь?
О-ха удивленно вскинула голову, словно только что заметила Камио. Хотя она наверняка давно уже почуяла обоих лисов и расслышала их разговор.
– Неплохо, спасибо, – проронила она, приблизившись к ним.
– А я… мы тут с А-лоном говорили про А-конкона. Про его философию.
– О, – заметила лисица, – полагаю, для тех, кто родился и вырос в чужих краях, взгляды А-конкона неприемлемы.
Камио заботила не столько истина, сколько желание угодить О-ха, поэтому он не стал ей противоречить.