Она кричала оттуда и махала белым платочком.
— Я вернусь! — крикнул Нестор в ответ. — Я скоро вернусь!
Чтоб видеть его, она подпрыгивала, на несколько мгновений зависая в воздухе, как балерина, но Нестор опустился уже глубоко и перестал видеть тех, которые были наверху.
— Ты уверен, что это будет скоро? — послышался голос. Это был Боб.
— Ты здесь? — спросил Нестор.
— Присядем перед дорогой, она будет длинная, — сказал Боб и сел на ступеньку.
41
За дверью был туннель, за туннелем — дверь. И так много раз.
Но идти было проще, чем когда-то прежде. Спасибо Ивану — не нужно было ни проходить сквозь стену, ни пересекать движущиеся ленты эскалаторов и разделяющие их балюстрады.
Все туннели были одинаковы, и Нестор, проходя, доставал свой кривой фломастер и помечал стены крестиком или кружочком. Чтобы знать, если они начнут ходить кругами.
— Мне кажется, — сказал Боб, — это у тебя все равно как отмечать путь по реке, ставя зарубки на борту лодки или крестики вилами по воде.
После этого Нестор стал чертить вместо кружочков птички, а вместо крестиков — галочки.
Иногда Боб вынимал у него из руки кривой фломастер и от сердца рисовал на стене большую матерную букву.
И вот на стене очередного туннеля Нестор увидел все нарисованные им прежде птички и галочки, а матерные буквы сложились в большое красивое слово.
Нестор смотрел: это были буквы, это была стена, и буквы были отдельно от стены, на которой были нарисованы, и ясно было, что они всегда были отдельно.
Боб прав был насчет зарубок на борту лодки, и еще более прав, говоря о воде и вилах.
— Кровь отдельно, мозги отдельно, — пробормотал вдруг топорик Родион со своего места под мышкой и заворочался.
Нестор посмотрел по направлению его взгляда и увидел, что сверху по эскалаторам (все четыре дружно работали вниз) спускаются старухи в черном. У каждой была тряпка, которой она вела по своей полосе, стирая где пыль, где грязь, а где — нарисованные прежде слова и знаки, которые разбегались из-под наезжающей на них тряпки, словно собаки из-под ножа бульдозера.
У одной старухи, самой высокой и черной, была коса на плече. Хищный зловещий блеск витал над лезвием.
«Не на мою ли шею заточена эта секира?» — думал Нестор.