«Может, это конец, — думал он, — но хорош ли будет такой конец?»
Конечно, Родион рвался в бой, и кюкель, как всегда, был за пазухой, да и Борис, которого звали Боб, был готов пригодиться со своим гвоздем в сапоге. Но Нестор медлил обратиться за помощью.
Может быть, секира по шее — это выход? И следует уступить, склонить перед ней голову, принять как неизбежное? Но повлечет ли за собой отсечение головы во сне пробуждение в реальном мире или за ним последует продолжение знакомого сна с какой-то переменой обстановки — что можно будет назвать в некотором роде реинкарнацией?
«Нет, не хочу», — подумал Нестор, и лезвие косы изогнулось, стало короче. Теперь это была клюка, крюковатая палка, мгновенье еще — это был зонтик в руке, мгновенье другое — поднятая над головой шварная мибра.
Нестор пошевелил бровями, и части слов встали в правильный порядок — не шварная мибра, а опущенная к ноге мирная швабра.
Но хищный блеск секирного лезвия все еще витал над головами, пока не прилепился наконец к лезвию ножа, который Боб не успел еще вернуть в его место за голенищем.
42
У Бориса, которого звали Боб, был сапог на ноге, в сапоге был гвоздь, а за голенищем сапога — нож.
Нестор опасался насчет этого ножа, потому что ружье, как известно, один раз само стреляет, особенно если висит на стене, ну и нож, как тоже оружие, не должен остаться без дела.
А этот нож с прямым узким лезвием (а иногда — изогнутым в виде саблезубого когтя) и желобком для стока крови явно был способен на что-то большее, чем протыкание булочек с маком.
Конечно, об этих мелочах не стоило беспокоиться, но с тех пор как хищный блеск черной секиры приземлился на его — ножа — лезвии, опасения Нестора обрели реальную силу.
Поэтому Нестор чувствовал себя неуютно, когда Борис, которого звали Боб, со своим ножом оказывался у него за спиной, а это случалось. Нельзя сказать, что Нестор не доверял Борису, но нож и сам по себе мог быть способен на действие.
Нестор думал о ноже, и вокруг ножа, и около, а Борис, которого звали Боб, шел прямо впритык за его спиной. Нестору начинало казаться, что нож, о котором он думал, уже вышел из своего места за голенищем, как месяц из тумана, и, намечая место удара, колет его то в шею, то в спину между лопатками.
— А как поживает твой нож саблезубого вида? — спросил наконец Нестор, обернувшись.
— Вообще-то он у меня как штык прямой молодец, — сказал Боб.
— У меня был знакомый топорик, — сказал Нестор, — и он был заточен исключительно под старушек. Как увидит старушку, так хлебом не корми. Силой приходилось удерживать.
— Бывает, — равнодушно произнес Боб.
— А твоего молодца не приходится ли в какие-то моменты жизни удерживать силой? — поинтересовался Нестор.
— Не знаю, — сказал Боб, — мы как бы еще мало знакомы. Но всякий клинок должен получать иногда свой стакан крови.
— Стакан, это не слишком ли много?