— И тебе понадобился я как прикрытие.
Стратим молчала. Молчали и люди.
Медведев ждал ответа.
Мягкий снег на серых камнях пылился, словно впопыхах забытый на полу оставленного дома мех белого медведя — роскошное украшение, охотничий трофей или память о победе и желании жить.
— Мне не нужно прикрытие, Влекомый, — наконец, медленно заговорила Стратим. — Мне нужен Отец. И об этом мы сговаривались. Ты за твоих людей. Твои люди свободны, Отец! Прикажи им уходить и освободи своё сердце от забот. Ты войдёшь в Гнездо желанным Финистом — влекомым зовом страсти женихом. Я войду смертью и болью. Ты станешь Фениксом, обновлённым Отцом. Я — чёрной сестрой, идущей к трону. Если мы встретимся во Дворце — вспомни своё обещание.
Медведев не успел ничего сказать, как Юрий, идущий рядом, подшагнул, прижался к скимену и зашептал наверх, другу:
— Не дури, Мих. Здесь по территории стерв переться трое суток до ближайшего выхода. А там пернатые погранцы положат. А, если твоя избранница проиграет, это будет повод для войны!
Медведев недовольно тряхнул головой и хмуро отозвался:
— Юр, хорош мозги промывать. Чай, простейшие задачки и сам соображу.
Лицо Юрия странно разгладилось и, кивнув, он отодвинулся.
Михаил распрямился в седле и ответил в пустоту:
— У нас есть договор, девонька… Значит, будем пробиваться!
Стратим отозвалась сразу:
— На входе встретят поединщики от Гнезда. Если они не остановят меня, то дальше будет бой только за сам Дворец. За возможность бросить вызов Королеве. Я брошу ей вызов, и мы сразимся с ней один на один. Выигравшая в поединке будет править дальше. И это буду я!
— Вот и ладушки, — внимание Михаила уже переключилось на происходящее возле Гнезда.
Гамаюн, ведущая колону, достигла ворот и две магуры её личного охранения, сияя блеском фиолетовых крыльев, подлетели к Отцу и опустились рядом с человеческой свитой. Эдакие огромные свежие кляксы на только что нацарапанном письме — сверкающие, перетекающие, образные и вроде даже красивые, но чувства будят только неприятные.
Зубров снова подошёл ближе. Поправил шкуры, лежащие широкой попоной на крупе Пушк
Оглядевшись, Михаил выпрямился. От езды и общего напряжения спина утомилась, но именно теперь ей нельзя было давать отдыха. Сейчас требовалось показать гордость, величие и спокойствие будущего Отца. И утешала, и заставляла скорбеть, и вызывала горькую усмешку одна мысль — как бы оно ни получилось, а царём здесь ему предстояло провести не один век.
У входа гнезда толпились стервы. Глазели, разинув клювы и распахнув крылья, как человек, опешив, развёл бы руки в знакомом жесте «вот те на!». Толкались, спешили взглянуть на небывалое зрелище. А зрелище им представляли достойное. Сладкоголосая Гамаюн звенела негромким колокольчиком, распевая восхваления Влекомому, идущему на ложе сладкотелой. Её голос подхватывали Сирины, распахивая крылья, словно цыганки пёстрые платки. Иногда и стервы низкого сословия позволяли себе фанатичные взвизгивания. Потому всё вокруг звенело, жаля виски тонкими голосами. Напоминало начало женской истерики. Казалось, что ещё немного, звук достигнет апогея и начнутся визг, плач, вой. Предощущение давило на нервы, вытесняя спокойствие и разумность. Глаза слипались, руки потряхивало, мутило, как с перепою. Но всё-таки это влияло значительно меньше, чем песнь озверевшей Гамаюн два дня назад.
Михаил мысленно поблагодарил Стратим за поддержку. Королева не ответила. Только чувство коротко встряхнутого колокольчика тронуло сознание. Почудилось, что чёрные ресницы вздрогнули, опускаясь, и птицедева чуть улыбнулась. Не так, как обычно. Красиво, мягко, так, как могут улыбаться мужчинам женщины, знающие о том, что они важны. Михаил хмуро подумал о том, что она разительно поменялась за прошедшие сутки общения. Но это совсем не упрощало отношения.
ebooksa