Я ненавижу географичку. Я ненавижу школу. Я все здесь ненавижу.
Я огляделась по сторонам и увидела, что штукатурка на стене кое-где потрескалась и отделилась. Ага! Сейчас я вам покажу. И я стала ногтями отдирать эту недавно побеленную чистую штукатурку. Осколки падали на пол, и на чистой стене обнажались безобразные пятна серого цемента. Вот так! Ненавижу школу! У меня всего лишь упала ручка. А теперь дома меня убьют. «Два» по поведению и «два» по географии. Ведь всего-то ручка!
Потом мне под ноготь попал кусок цемента, и боль слегка отрезвила. Злость никуда не делась, я просто подумала, что будет еще хуже, если меня застукают на месте преступления.
Следующий вандальный акт был более продуман. Я заткнула раковину куском половой тряпки, открыла горячую воду на полную мощность и гордо удалилась из туалета. Это был знатный потоп.
Думала ли я о том, что последствия предстоит удалять ни в чем не повинным пожилым техничкам? Нет, конечно.
Много лет спустя, когда все та же учительница географии пыталась рассказать мне о своей несказанной любви к детям, я не выдержала и не без ехидства напомнила ей ту историю.
Зря, конечно. Это я сваляла дурака. Не помнила она ничего подобного и только удивленно пожала полными плечами. Разве упомнишь за сорок лет ударного педагогического стажа каждую оброненную ручку?
Эпизод 6
Чижики
В мае сбылась мечта идиота. Мне вручили ключи от магического места.
Учителя не то чтобы любят тихих исполнительных учеников, но охотно им доверяют. Вероятность учиняемых ими проблем низка, они легко взваливают на себя дополнительную работу и никогда не опаздывают. Поэтому мне вручили ключи от теплицы. По вторникам и пятницам я должна была поливать все, что там растет.
Поливать полагалось отстоявшейся в бочке теплой водичкой из маленькой леечки, и лить аккуратно под корень, чтоб, не дай бог, не нарушить развитие придаточных корней. Я выглядывала из дверей, убеждалась, что поблизости никого нет, и… врубала воду, сжимая шланг леденеющими пальцами. Струя била в потолок, разбивалась на радужные брызги, по стеклянным стенам струились потоки, капли сухо скатывались по тугим стрелам лука, помидорная рассада неистово пахла, бархатцы тонко дрожали резными листочками, заблудившиеся бабочки метались в поисках сухого места. Все растения радовались – у них был настоящий дождь, а не какое-то там глупое впрыскивание под корневую систему! Потом я била водой по полу, и от накалившегося за день бетона поднимался пар.
Перед уходом я ловила бабочек. Это были перепуганные белянки и крапивницы, забившиеся в самые укромные уголки. Я осторожно накрывала их ладонями и несла к распахнутой двери. Руки раскрывались. Живые бархатные существа медленно и нервно поднимались в воздух. На коже оставались тонкие следы – осыпавшиеся частички трепетавших крыльев, пыльца фей.
– Возьми помощника. Что ты все время одна?
– Нет, что вы! Мне совсем не трудно.
(Еще чего не хватало!)
– Ты куда? С тобой можно?
– Да ты что! Мне ключи дали – строго-настрого! Пущу кого – биологичка убьет, ты ж ее знаешь!
(Иди-иди, не подмазывайся.)
И вот однажды свершилось настоящее чудо. Под потолком бились не бабочки, а три птички. Это были необыкновенные птички – маленькие, хрупкие, блестящие. И ярко-желто-зеленые – вот что важно. Я даже подумала, что у нас вдруг завелись колибри.