– Ты чего тут забыла?!
Господи! Меня сейчас убьют…
– Обувь потеряла…
– Бестолковые… Иди отсюда, я все в раздевалку отнесла.
На следующий день я приглядывалась к каждому мальчику. Этот тупой, и круг не нарисует. Этот спортсмен, только свой футбол и знает. Этот… очень может быть, он тихоня, а в тихом омуте… Этот… злой, какая уж тут лиса. Тот ведь точно добрый, только добрый человек сможет так нарисовать. Этот… тоже бездарь.
Какие уж тут уроки.
Вечером ждало разочарование – зал был закрыт.
Я еще немного пошаталась по сумрачным коридорам. Бесполезно.
На кресле не хватило места, но художник не растерялся и взялся за другое. Там, между брутальным «Бей рогатую контру!» и тупым «Маша-какаша» высунула голову скучающая пучеглазая рыба с сигаретой во рту. А еще изо рта выходило «разговорное» облачко: «Довольна?»
«Да. В каком ты классе?»
И бесшумно – бегом в раздевалку.
Долгие выходные.
На этот раз я успела в пересменок. Людей было – будь здоров. Из актового зала выходила толпа огромных старшеклассников. Я по стеночке прошмыгнула на задний ряд.
«В 9».
В девятом! Блин. Все. Конец света.
Я начала страдать. Не хотелось ни есть, ни гулять, ни уж, тем более – думать об уроках. Девятый класс! Нереальная, недосягаемая высота, практически взрослые люди. А я в шестом, у меня прыщи, и почти нет друзей, и двойки по математике…
И все-таки я прокралась в актовый зал.
Я хорошо подготовилась. Взяла целый пучок ручек – ведь не всякая ручка пишет на вертикальной лакированной поверхности; хорошую красную стерку – любой дурак знает, что прежде, чем рисовать на фанерке, нужно потереть; и даже кусочек шкурки-нулевки – мало ли.
Замирая от каждого звука, в ожидании кары злой технички, я нарисовала другую рыбу, поменьше, и «разговорное» облачко: «Привет, я шпрот».
До сих пор не знаю – было ли оценено мое художество. Когда я пришла в школу после Нового года (специально пришла в каникулы!), старые кресла уносили в подвал. Я потыкалась около сваленной в коридоре кучи, но так и не нашла спинки с заднего ряда.