Парни басовито загоготали.
– Это кто у нас там такой громкий? В конец очереди отошли. Отошли, сказала! Я все вижу.
Как мы ее ненавидим. Как мы ее боимся. Она может ворваться в класс, окинуть всех хищным взглядом, выдернуть и отчитать за что угодно. Причин масса. Распущенные волосы (вшей разводишь!), красные колготки (босиком будешь ходить!), сережки золотые (богатые стали? деньги некуда девать?), сережки простые (нацепят всякую ерунду, думают – умнее станут!), часы (до конца урока минуты считаешь?). Если косметика или завивка – это уж… свят-свят-свят. А если уж у кого-то сигареты – вообще кино и немцы.
Она проносится по школе. Она огромная, грудастая и громкая. На ней ярко-розовая кофта и юбка из черного кружева, на груди – пластмассовые бусы в три ряда, на ушах – кислотные клипсы. Сухие желтые волосы взбиты космическим начесом. Губы – жирные, длинные, ярко-малиновые, ногти – красные, щеки пушисты от тонального крема, а веки покрыты густой перламутровой краской – синей и сиреневой. Да, вот так-то! Кто-то что-то имеет против косметики?
Мы ненавидим ее. На следующий год у нас начинается физика. Только не она… только не она… только не она… божечки…
– Следующий. Что такое?! Дневник. И ты тоже. Ага, нарядилась она, идет… Сейчас всю помаду половой тряпкой сотру.
Это она может. Ну, допустим, не половой, но в раковину макнуть – запросто. Девочка рядом со мной завернула край фартука, смачно плюнула на него и принялась вытирать свои неосторожно подкрашенные глазки. Другая аккуратно заперла золотые сережки в пенал и пригладила волосы. Круглый мальчишка покраснел от натуги, стараясь застегнуть верхнюю пуговку рубашки.
Очередь медленно сползает вниз.
Я пристроилась за спиной Светы. Мы не особо напрягаемся – выглядим по всем статьям, все нормально. Одна ступенька, еще две… Скоро куртка, сапоги и свобода.
– Ста-ять!
Я уткнулась носом в длинную тощую спину.
– А это у нас что такое?
Да что она там еще нашла? Все же путем!
Розовая фурия брезгливо подцепила сумку с плеча моей подружки и медленно вознесла над головой.
– Что. Это. Такое.
А что это может быть?! Это сумка. Замечательная сумка через плечо. Не портфель. Не дипломат. Сумка с карманами и красивой застежкой. Эту сумку ей сшила мама. Сама. Из где-то раздобытой мебельной ткани. Потому что у них в семье трое детей, а на дворе – переход из восьмидесятых в девяностые – суровое время вечных поисков хоть чего-то приличного, хоть чего-то, что можно съесть или надеть. И эта мастеровитая изобретательная мама поняла желание своей подросшей красивой девочки – закинуть детский портфель куда подальше, и сшила ей сумку из ткани, предназначенной для обивки кресел и диванов. Сумка была ярко-горчичного цвета и очень шла к красной курточке; в нее умещалось все, что надо, и был специальный кармашек для пары бутербродов; она была грамотно покроена и аккуратно прострочена. А на собачке молнии висело блестящее металлическое сердечко – милая деталь, оставшаяся от старой ланкомовской косметички.
– Кто разрешил с таким в школу? Что еще за переметная сума? В другой раз мешок притащите! Распустились. Ходите как нищие! Проходите.
И горчичная сумка летит в железный проход раздевалки. Падает на утоптанный пол. Из нее весело выкатывается румяное яблочко. Кто-то смеется. И моя подружка – тонкая, высокая, с легкой светлой косичкой, склоняется, поднимает сумку и молча идет к нашей секции. Она не замечает упавшее яблоко. Я поднимаю его и вытираю о платье.
Потом она тихо и долго плачет, забившись под ворох висящих курток.
– Все пройдет, – только и говорю я ей. Больше ничего не приходит на ум. – Не плачь, всё пройдет.