Мы стояли и смотрели. А что тут скажешь? Жизнь…
Мимо шла женщина, остановилась и принялась нас ругать. Мы раскрыли рты и уставились на нее. Потребовалось минуты три, чтобы разобраться – бедную девочку отделали не мы. Женщина подошла ближе и присела возле Машки.
– Кто это был?
– Ы-ы-ы-ы… не знаю-у-у…
Все правильно. Молодец. Кодекс чести.
Женщина была знакомая, но не очень. Очевидно, она работала в школе, уж больно примелькавшееся лицо. Но точно не в старшем блоке – там мы почти всех знали.
– Пошли, – сказала она.
– Куда?
– Обратно в школу. Не можешь же ты так домой идти.
И мы пошли за ней. На вахте застыла удивленная техничка. Какой-то мелкий так долго оборачивался, что врезался боком в стену. Мы шли в младший блок. На втором этаже незнакомая учительница дала нам пятьдесят копеек и велела купить в столовой колобки. Когда мы, удивленные столь внезапной добротой, прибежали с покупками, она уже чистила в туалете Машкину куртку и сапоги, а сама Машка сидела за ее столом, листала детский журнал и выглядела жутко довольной – от ее расстройства и следа не осталось.
Потом мы ели колобки и пили остывший чай из эмалированного чайника – там осталось ровно на один стакан, и мы честно отпили из него каждая по три глоточка. Потом куртка немного просохла, и мы ушли.
Нам было легко, хорошо и весело.
– А хорошая она, правда?
– Ага. Вот бы нам такую. Добрая.
– Да-а.
И тут Машка сказала:
– Вот я дура! Даже не спросила, как ее зовут!
– Да на что тебе?
– Хочу ее отблагодарить.
– Ну, и как ты отблагодаришь? И вообще… Ты же «спасибо» сказала?