Жемчуга

22
18
20
22
24
26
28
30

– Чего это ты тут… как в воду опущенная? Что, двойку получила?

Я промолчала. Не твоего ума дело! Моешь свой пол, вот и мой.

– А может, случилось чего?

Вот пристала!

– Эй! Язык, что ли, проглотила? Случилось, говорю, чего?

– Нет. Не случилось.

– У внука в выходные хомяк подох. Тоже целый день так сидел. На весь свет дулся. А мы вот тут… дуйся не дуйся… Иди-ка тряпкой помаши! Да целый день! Грязи натаскают…

Ну, началось! Я сползла с батареи и подобрала сумку.

– Пошла? Принеси-ка мне водички заодно. Во-он чистое ведерко стоит.

Чего сейчас хотелось меньше всего, так это таскать ведра за здорово живешь. Но отказывать было неудобно – все-таки пожилой человек.

– Ага, спасибо. И тряпку сухую принеси из туалета.

Как будто сразу сказать нельзя было!

– Ой, спасибо! А цветочки не польешь еще? Полей, а! Вон баночка стоит.

Цветочки, значит. Да провалиться тебе вместе с цветочками. У меня ВСЕ плохо! А тут цветочки!

Но, конечно, я полила, никуда не денешься. Для того, чтобы полить на верхних полках, нужно было вытянуться на цыпочках.

А она в это время возила мохнатой шваброй по полу. Из кожаных тапочек торчали драные носки. Из-под халата криво свисал край клетчатой юбки.

– Ай, молодец, помогла! Ну, все, пошли отдыхать. Пошли-пошли, нос не задирай. Чего букой-то сидеть?

И я впервые оказалась в маленькой комнатке, оклеенной открытками, церковными календарями, журнальными вырезками, пластмассовыми розами и фотографиями мыльно-мексиканских звезд. Посередине стоял крошечный столик. Женщина поставила на него термос и налила мне чай. Потом повозилась в широкой сумке и достала завернутые в бумагу пироги.

– Вчерашние. С рыбой.

Я терпеть не могла с рыбой. Да еще и вчерашние. И чай был слишком крепкий и горячий. Но она сидела напротив, подпирала толстой рукой большую голову в косынке и смотрела так, будто только что решила подарить мне лучший алмаз из своей короны. Я решила быть до конца вежливой и откусила кусочек. Еще и лук, фу.