— Степушка! Родненький! Что ж они, изверги, наделали!
Она голосила, прижимая его голову к груди. Ее лицо было заплаканным, а волосы растрепанные.
— Тише, тише, — сказал я, пытаясь оторвать ее от Степана. — Дай хоть я гляну, что там у него.
Она нехотя отстранилась. Я осторожно осмотрел рану. Вроде не смертельно. Просто рассечение. Жить будет, если, конечно, череп не проломлен. Хотя, парень-то крепкий.
В этот момент в мельницу ввалилась толпа. Старейшины, мужики, бабы, даже дети — все лезли и галдели. Не протолкнуться.
— А ну-ка всем выйти! — рявкнул я. — Затопчете все следы! Кому говорят!
Народ, как ни странно, послушался. Побурчали, конечно, но потихоньку выходили. Только старейшины остались из набежавшей толпы. Радомир хмурился. Видать, еще не отошел от новости о смерти мельника. Тихомир и Любомир тоже выглядели не ахти.
Когда последние зеваки покинули мельницу, я обернулся к оставшимся. Степа лежал на полу и тихо стонал. Девчонка гладила его по голове и шептала что-то успокаивающее.
— Как тебя звать-то? — спросил я ее.
— Милава, — всхлипнула она, не отрывая взгляда от Степана.
— Милава, значит… — пробормотал я. — Послушай, Милава, сейчас главное — не шуметь. Ты оставайся тут, а я пока пойду за помощью.
Она непонимающе уставилась на меня:
— Так ведь кого звать-то будешь, староста?
— Врача… в смысле, лекаря, — буркнул я.
Милава закивала. А потом замерла.
— Так я и есть лекарь, — растерянно прошептала девушка.
Я покосился на нее. Нормально? Это она — лекарь? И чего сидим тогда?
Видимо мой взгляд был очень красноречив, так как Милава ойкнула, подскочила и развела кипучую деятельность по оказанию первой медицинской помощи. Она кипятила воду, чтобы сделать какую-то настойку, искала ткань для перевязки. Очухалась девка.
— Уже лучше, — хмыкнул я.
В этот момент к нам подошел Добрыня. Вот уж кого я не ждал увидеть. Он смотрел на нас с каким-то странным выражением лица. Будто блох увидел.