— Добрыня, значит… — повторил я. — А что конкретно ему не нравилось?
— Да кто ж его знает, — махнул рукой Тимофей. — Молодой он еще, горячий… власти хочет, уважения… а ума маловато. Говорил, что староста Мирослав старый да слабый, деревню защитить не сможет… Вот, видать, и решил сам себя богатырем показать… да только вот… — Тимофей осекся, и в глазах его мелькнул страх.
— Что «только вот»? — подтолкнул я его.
— Да не знаю я ничего! — пробубнил Тимофей, отступая назад. — Болтают люди… всякое… Не слушай ты меня, староста!
Он развернулся и быстро ушел к жерновам, оставив меня наедине со своими мыслями. Добрыня, сын старейшины. Ох, не зря он мне сразу не понравился. Чуйка у меня на таких людей.
Неужели все так просто? Наверное, нет, но слишком уж много совпадений. Надо бы присмотреться к этому молодому человеку повнимательнее.
Хорошие они люди, Тимофей и Степа. Трудолюбивые, честные. За оставшийся день, я не нашел себе занятий, только расспрашивал жителей об их проблемах и нападении разбойников. Ничего нового не узнал, а проблемы у них были сплошь просты — сами справятся. Ну не ходить же вместе с пастушком овец гонять?
Вечер опускался на Березовку мягкими сумерками. Проходя мимо мельницы, я увидел, как из ее окошек льется свет. Поколебавшись, я решил заглянуть. Дверь была не заперта, и я, постучавшись, вошел. Тимофей сидел за грубым деревянным столом, а напротив него — его сын. На столе дымилась простая, но аппетитная похлебка, рядом лежал свежий хлеб.
— А, староста! — приветливо улыбнулся Тимофей, увидев меня. — Заходи, гостем будешь. Поужинаешь с нами.
— Благодарствую, Тимофей, — ответил я, — но я…
— Никаких «но», — перебил меня Степа, сдвигая лавку.
— Присаживайся. У нас тут просто, но от души.
Я не стал отказываться. Похлебка оказалась наваристой и вкусной. За ужином мы говорили о мелочах: о том, как хорошо заработала мельница, о предстоящем севе, о погоде. Видно было, что Тимофей горд за свое дело, за то, что снова может молоть зерно для всей деревни. Степа с уважением смотрел на отца. Толковый парнишка.
— Теперь, как мельница заработала, — говорил Тимофей, довольно откинувшись на спинку лавки, — глядишь, и дело на лад пойдет. А то совсем приуныли. — Главное, что ты нам помог, староста, — искренне сказал Степан. — Без тебя бы еще долго сидели без хлеба.
— Да что там я, — отмахнулся я. — Вместе сделали.
— Вот когда урожай соберем, — размечтался Тимофей, — будет у нас муки вдоволь! И пирогов напечем, всех угостим! А может, и новую жернову поставим, покрепче. Степан вон подрастет, всю мельницу на себе потянет.
Степа смущенно улыбнулся. Видно было, что он любит отцово дело и гордится его ремеслом. В их простых лицах светилась неподдельная радость и надежда. Попрощавшись, я вышел из мельницы с теплым чувством на душе. Хорошие они люди.
Вечерний воздух был прохладен. Я поблагодарил за ужин, распрощался и направился к своей избе. Когда я вышел от мельника, Тимофей, выглянув наружу, позвал меня:
— Староста! Погоди-ка!
Я остановился. Тимофей подбежал и заозирался. Он выглядел задумчивым, его недавняя веселость словно улетучилась.