Ядовитая связь

Я открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, но слова просто не выходят. Выражение на его лице — словно кинжал, пронзающий мою грудь.

— Танцуй для меня, — повторяет он. — Я трачу на тебя кучу денег. Покажи, что ты того стоишь.

Его приказ пропитан ядом, но не оставляет никакого места для неповиновения. В Джаксе Воне есть такая непреклонность, что даже медведь бы поджал хвост и подчинился. Все знают, что лучше не подходить к нему слишком близко.

Но мое тело не слушается, будто его приковали к месту, а в конечности налили свинца. Я не могу оторвать взгляд от его глаз, вцепившись в них с мольбой, надеясь увидеть хоть намек на то, что он сможет меня простить. Но все, что я вижу, — это ядовито-зеленый гнев в его глазах, пока он ослабляет галстук и расстегивает верхние пуговицы рубашки, затем медленно снимает свой дизайнерский пиджак.

Он явно приехал сюда прямо с работы. С каждой секундой мои конечности становятся мягче, а надежда покидает тело. Это конец для нас с Джаксом Воном. Я теряю мужчину всей своей жизни и при этом вынуждена продолжать унизительное шоу Королевы ночи.

— Давай, Ада-Роуз, — хрипит он в микрофон. Теперь и остальные девчонки уставились на нас. — Я плачу за тебя миллион долларов. Ты должна начать давать мне то, что я хочу.

— Начинай, — раздается командный голос Снейка из громкоговорителей, а племенной ритм музыки становится все громче.

Я смотрю, как Джакс швыряет галстук и пиджак в руки ожидающего охранника, его лакированные туфли отблескивают в свете. Вокруг клеток нет столиков со стульями, только высокие стойки для стоящих гостей. На втором этаже галереи есть диваны, и именно в их тени обитает Снейк, но Джакс здесь не для того, чтобы смотреть шоу, развалившись на диване.

Не с этим мерзким блеском в его взгляде, нервным подергиванием челюсти и татуировкой красных глаз, сверлящих меня между витков колючей проволоки на его шее. Зверь, замаскированный в красивом теле, готовый сорвать с себя оболочку джентльмена и обрушить на мир свою настоящую угрозу.

Вспышки воспоминаний накрывают меня: как он сидел напротив меня за обеденным столом в своем пентхаусе, его лицо, полное доверия, когда он рассказывал о своем погибшем брате, о том, как его отправили в тюрьму, будучи невиновным мальчишкой, и как мать отвернулась от него после этого. Все это пронзает мое сердце, как отравленные стрелы.

Я была ангелом, которому он доверил свою правду, и я его подвела. Он упал не просто с высоты — он рухнул с самого высокого небоскреба в Нью-Йорке.

Дать музыке пройти сквозь себя сейчас невозможно, и я даже не пытаюсь. Но я больше не могу позволить себе игнорировать команду Снейка или немой приказ в взгляде Джакса.

Я начинаю медленно, следуя ритму, так, как когда-то научилась. Механически. Профессионально. Без эмоций.

Уголок рта Джакса поднимается в кривой усмешке, которая выражает все, кроме удовольствия. Скорее, он заставляет себя смотреть на то, что обжигает его изнутри, усмехаясь лишь назло собственным чувствам.

— Я не пришел сюда смотреть "Лебединое озеро", Ада-Роуз. Покажи мне ту дьяволицу, которую все здесь хотят увидеть.

Его слова бьют по лицу, словно пощечина. Щеки начинают гореть под маской. Мозг работает на пределе, отчаянно пытаясь найти решение или отрицать реальность, но я чувствую, что вот-вот потеряю рассудок. Колени и щиколотки дрожат, делая мою походку шаткой в этих чертовых платформенных каблуках. Единственный выход — выключить сознание.

Танец всегда был для меня лучшей формой медитации. Сейчас он должен стать спасением даже в таких отчаянных обстоятельствах.

Я позволяю своему телу расслабиться, пальцы разжимаются на прутьях, а веки медленно опускаются, затеняя глаза. Я отдаюсь племенному ритму. Сначала бью по такту, затем следую за чувственной частью музыки. Вскоре реальность исчезает, и мое тело превращается в воду.

Но вот чего я точно не могу сделать — это отключиться от него. От единственного мужчины, которого я никогда не хотела подводить. Я не могу понять, как перестать цепляться за него, за идею нас, за будущее, которое рассыпается у меня на глазах.

Но я должна дать ему то, что он просит, хотя бы ради того, чтобы не вернуться домой после этой ночи оскверненной другим мужчиной.