— Куда ей деваться?
— Приживалкой, куда же ещё, и то — если повезёт. В приличный дом мало кто распутницу пустит. Остальные, все, кто замуж не вышел, перестарками в приживалки идут. Помогают по хозяйству, детей хозяйских нянчат, за скотом смотрят. Стараются. Не понравится чего хозяину — выгонит, как собаку, на мороз.
Роль приживалки меня не устраивала. Что же делать? Как не отбивайся от ненавистного брака, всё равно получается, что ждёт меня печальная и несчастная судьба. Или с обжорой Саввой, или за печкой в чужом доме. Хотя за печкой я вполне справлюсь, не пропаду.
— Тебя приживалкой не возьмут, — сказала Феня, словно прочитав мои мысли.
— Почему?
— Красивая больно. Какая хозяйка своими руками соблазн в дом запустит? Если не муж, то сын, брат, свёкр на тебя засматриваться начнёт.
Я красивая? У меня всей красоты — коса, больше ничего. Или просто я себя не видела?
— Феня, зеркало есть у нас?
— Не веришь? Думаешь, зря мы тебя в тряпки рядили да из дому не выпускали? Знали, что парни на тебя быстро позарятся и сватов зашлют. Хорошо, если отказать можно, но ведь не каждому откажешь. Замуж можно и в шестнадцать выходить. Ты сегодня Пекаса опозорила, а он специально тебя дома держал подольше, боялся, что здоровья слабое, помрёшь первыми родами.
Феня достала из сундука блестящую металлическую пластину. Не зеркало, конечно, но отражает хорошо.
Я на самом деле была очень красивой. Высокие скулы, чистый лоб, пухлые губы. Мне не хватало женственности и нескольких килограмм веса, потому что я была ещё слишком молода.
С такой внешностью и замуж за Савву? Утопите меня сразу!
Глава 10
— Могли бы и получше жениха найти, — обиделась я на Феню и Пекаса. Пока мы с Феней шли по селу, я обращала внимание на местных. Смело могу заявить, что такой же хорошенькой девушки мы ни разу не встретили. Красота Ульны отличалась от местных. Те выделялись румяными яблоками щёк, круглыми глазами и крупными формами.
Феня не успела ответить — в дом ввалился Пекас. Судя по запаху и нетвёрдой походке, горе от моего поведения, или радость от того, что договор всё-таки заключили, они с отцом Саввы залили основательно. Феня сразу захлопотала вокруг мужа. Стянула сапоги, усадила на лавку, принесла в кружке воды. — Болеть завтра будет, любезный мой, — сокрушалась Феня. — Собирались за дровами поехать, теперь придётся отложить. Разрешение на рубку дров надо было получить заранее. Господский егерь выделял участок, на котором могли заготавливать дрова все желающие. С разрешением, конечно. Но, как всегда в жизни, чтобы получить что-то лучшее, стоило поспешить. Пока тянешь время и собираешься, односельчане выберут все самые хорошие и сухие стволы, а опоздавшему достанутся тонкоствольные хиленькие деревья. — Как есть до вечера пролежит, — вздыхала Феня. Я присмотрелась к Пекасу. Крепкий, здоровый, седины совсем немного, только на висках. Чего ему до вечера лежать, не похоже, что напиток, который они употребляли щедрыми дозами, был очень крепкий. Но сейчас мне было до не того. — Феня, а как Савва может ленту снять? Если она не рвётся? — Как, как, — проворчала Феня, накрывая мужа стёганным одеялом. — Придёт к господину, скажет, что не нужна ему такая жена. Если господин сочтёт, что Савва прав, то ленту с него снимет. Значит, всё-таки её можно снять! Господин местных земель имеет такие полномочия, или боги ему помогают, что, в принципе, не важно. Важно получить свободу. — Я сама пойду к господину. Феня издала горестный стон. — Кто тебя, убогую, пустит к нему? До ворот доберёшься, а дальше как? — Он вообще женщин не принимает? — Женщин — замужних или вдовых, как и мужиков со всякими просьбами, принимает управляющий. Выслушает, велит не гневить великих богов и выгонит. Потому никто к управляющему не ходит. Чтобы девка какая пошла просительницей — такого я не слышала.
— Сиротка или обиженная близкими? — предположила я. — Отстань уже, — отмахнулась Феня. — Устала от тебя так, словно поле до заката полола. Больше она со мной разговаривать не захотела, что не помешало надавать заданий. Я послушно перемыла посуду, замочила бельё для завтрашней стирки, покормила птицу и свиней, наносила в хлев воды. К закату я чувствовала себя не лучше Фени. Сил хватило только на ещё один вопрос. — Так что у нас с женихами? Получше Саввы не нашлось на мою неземную красоту? Феня, которая как раз крошила в чугунок овощи на завтрашнюю трапезу, чуть не ударила себя по пальцу ножом. Со злости она отшвырнула нож в сторону, повернулась ко мне. — Я бы тебе сказала, но, боюсь, за косы меня муж оттаскает за мою откровенность и длинный язык! Но завтра, к вечеру, когда он в себя придёт — спроси. Ты смелая нонича, дурная — чего тебе косы беречь, всё равно Савва вскорости проредит. Угу. И я тебя тоже люблю. Но всё равно обидно — знает ведь, что я ничего не помню, неужели трудно рассказать? Думала, что не смогу заснуть, но это был очень трудный день — я уснула сразу, как только голова оказалась на жёсткой подушке. Мамочка моя, чем они её набили? Камнями, что ли? Есть куры, гуси, ещё какая-то птица, среднее между уткой и лебедем. Нечем подушки набить? Вспомнила маму и загрустила. Отца у меня не было, а мама рано покинула бренный мир. Болезнь сожгла её за несколько месяцев. Хорошо, что у меня нет ни сестёр, ни братьев, и некому сходить с ума от страха, перебирая варианты — куда я пропала. Проснулась от стонов Пекаса. Нет, ну чего уж так охать, если всё, что вчера употребил, была твоя личная инициатива? Тем не менее я терпеливо дождалась, пока Феня оботрёт лицо деда влажной тряпкой и напоит его водой. Когда она достала из печи чугунок с завтраком, дед начал издавать подозрительные звуки. — Убери, — прохрипел он. — Сил моих нет!
Пахло, кстати, как обычно — пареными овощами, немного мясом и совсем чуть-чуть какой-то травкой. Подозреваю, что душицей. Пекаса мучал недуг, который мы в офисе называли «финский праздник — похмелянье». Я могла помочь сердечному, но не даром. Едва Феня запихнула обратно в печь чугунок и вышла, я приступила к расспросам. — Деда, а дед, — осторожно начала я. — Скажи, почему мне жениха самого плохонького нашёл? Пекас пошарил рукой по лавке, в поисках то ли хворостины, то ли чего-то тяжелого. Не нашёл — я подготовилась. Даже выбрала время, когда Феня ушла кормить птицу. Меня сейчас тоже не должно быть в доме — поросята-то, с её распрекрасным боровом, тоже голодные. Но я нагло прогуливала работу и мучила Пекаса расспросами. — Дед, скажи, а я тебе помогу, чтобы голова не болела. За дровами к обеду поедешь, — предложила я сделку. Лицо Пекаса удивлённо вытянулось. Он поправил на голове мокрое полотенце (Феня с утра постаралась облегчить ему страдания) и просипел: — Улька, ты мать свою помнишь? — Нет, — честно призналась я. — И отца не помню, сына твоего. Прости, но ничегошеньки в памяти не осталось. Пекас, не вставая с лавки, поднял вверх большой палец. — Воот! — протянул он. — Потому и болтали люди, что ведьма — мать твоя. Теперь верю, что не зря болтали — ты не только лицом в неё, ты, вообще, в один миг перевернулась. Другая стала, чужая, словно тебя заговорили. Пожар-то хоть помнишь? Пожар я помнила, но лучше бы забыла насовсем. Каждое, даже секундное воспоминание отдавалось болью во всём теле. — Ты помочь обещала, — напомнил дед. Я кивнула и полезла в погреб. Свечу не взяла, и так знаю, где искать нужную бочку. В углу, думаю, самом холодной, стояла большая деревянная бочка с солёными огурцами. Я их уже попробовала — очень вкусно. Обожаю солёные
огурцы, сама неплохо солю, потому и Фенины оценила. Не хватает зонтиков укропа, смородиновых листиков и перца, но и без них — очень вкусно. Я нацедила в кружку рассола, принесла Пекасу: — Пей. — Ты чего? Кто же это пьёт? Даже скотине не даём — выливаем, — возмутился дед. — Пей, говорю! Ещё немного полежишь — и мне спасибо скажешь, — пообещала я. Пекас, которому в самом деле было плохо, решился. Первые глотки он делал с трудом, а потом присосался к кружке и с явным удовольствием выпил всю. — Ещё неси, — приказал дед. Я кивнула и полезла в погреб. После второй кружки я потребовала объяснений. — Говори уже про маму, там свинята голодные визжат. А если похудеют? — надавила я. — Чё говорить-то? Слухи одни, — вздохнул дед и расправил бороду. Получше стал выглядеть. Ещё пара часов — и можно за дровами ехать.
Глава 11
Мою мать засватали из дальней деревни, такой дальней, что Пекас не хотел ехать на сватовство.