Феня, хоть и жалеет меня иногда, всё равно хочет выдать замуж. Считает, что нет для меня лучшей судьбы, чем покорная мужняя жена и бесплатная рабочая сила. Ведь не приживалкой же, в самом деле? Чего сопротивляюсь? — Савва меня и раньше обижал, но я рассказать боялась. Он меня на речке зажал и так нащипал, что синяки остались. Пекас повернулся ко мне: — Когда? — строго спросил он. — До свадебного договора руки распускал, охальник? — Да, — подтвердила я.
— Не врёшь? Если обманываешь деда — великие боги накажут. — Не вру! Пекас некоторое время молча управлял лошадью, потом решился: — Поклянись. — Как? Деда, я не помню. — Скажи, что клянёшься силой великих богов и милостью их. Я не Улька, но ведь сейчас я за неё? Точнее, за себя в её теле, и, судя по всему, в нём и останусь. Улькина душа улетела, а моя заняла её место. Прости, девочка, пусть тебе будет хорошо. — Клянусь великими богами и милостью их. Гром не грянул, молния не ударила меня в голову и вообще ничего не произошло. — Поехали к господину, — решился Пекас и дёрнул за поводья. Я тихо выдохнула. Рано расслабляться, всё только начинается. Замок увидела издалека. Примерно так я его и представляла. Каменные стены, башенки с бойницами, стрельчатые окна и обязательные выступающие балкончики на некоторых башнях. В средние века эти милые детали фасада использовались как туалеты. Нечистоты падали в окружающий замок ров. Представляю, как там пахло, наверное, ров отлично защищал замок от посторонних — мало найдётся желающих его переплыть. Я принюхалась. Нет, здесь балконы на башнях явно служат для чего-то другого, потому что пахло хорошо. Травами, немного печным дымом и поздними летними цветами. Ворота, которыми меня пугал Пекас, оказались чисто символическими. То есть ворота были, а забор — нет. — Где крепостная стена, или хоть забор из камня, что ли? — Зачем господину стена? От кого ему прятаться? Вокруг его подданные, они не могут причинить вреда. — Вдруг враги нападут? — Типун тебе на язык! — рассердился Пекас. — Что я делаю? Что? Везу глупую девку свадьбу отменять! Нет, Улька, не ты одна головой повредилась, я, видимо, тоже нынче не в своём уме.
Пекас дёрнул за вожжи, разворачивая кобылу в обратную сторону. — Пекас, миленький, но ты же обещал! — взмолилась я. Он тяжело сполз с телеги и бухнулся на колени прямо в дорожную пыль. Задрал бороду вверх, прижал ладони к груди. — Великие боги! Подайте мне знак! Я посмотрела на небо. Синее, бездонное, чистое. Чего Пекас ждёт? Должен пойти снег, потухнуть одно солнце, или боги могут словами ответить? — Великие боги! Угодно ли вам моё деяние? — простонал Пекас. Самой, что ли, рядом упасть? Может тогда ответят. Боги на мольбы деда не обратили никакого внимания, чем я тут же воспользовалась: — Видишь? Молчат, значит, всё правильно мы делаем. Пекас, качая головой, забрался на телегу и дёрнул вожжи. Во дворе замка суетился народ. Кто-то вёл за узду коней, кто-то громко ругался, несколько женщин трясли разноцветные пледы и одеяла. Я неуверенно пошла к высокому крыльцу. — Куда! — дёрнул меня за руку дед. — К чёрному входу нам. Внутрь замка нас не пустили — слуга у чёрного, предназначенного для слуг и остального персонала, входа, встретил нас у дверей. Очень пожилой, седой, с сеточкой глубоких морщин на лице, он сидел на деревянном табурете и сканировал взглядом всех проходящих. Однако, экономит господин на охране. — За какой надобностью? — спросил слуга, безошибочно определив в нас посторонних. Пекас объяснил, в чём суть дела. Старик внимательно присмотрелся ко мне, даже немного привстал. — Где видано такое чудо? Неужто и впрямь думаешь, что с тебя ленту снимут? — спросил он. — Снимут, — уверенно ответила я. А если не снимут, то я всё равно рано или поздно её сниму. Сгрызу, раздербаню по ниточкам, растворю в кислоте — но сниму.
Старик покачал головой, совсем как недавно Пекас: — По-хорошему бы не пускать вас, но больно интересно посмотреть, что будет. Подождать придётся, очередь тута. Как он смотреть собирается? К управляющему с нами пойдёт? Управляющий ленту не снимет, но я должна его убедить допустить меня до господина. Ждать пришлось недолго, но меня это не обрадовало. Перед нами было трое просителей, все они зашли и вышли довольно быстро. Или управляющий ничего не решает сам, а только принимает просьбы, или, как предупреждала Феня, делает это исключительно формально. — Идите за мной, — кивнул Пекасу старик, когда подошла наша очередь. Идти пришлось недолго, вероятно, у управляющего был специальный кабинет для приёма, потому что уж очень скромное оказалось помещение. Небольшая узкая комната без двери, стол, оббитое тёмным бархатом кресло с высокой спинкой. Управляющий, мужчина средних лет, встретил нас угрюмым взглядом. — Выкладывай, — приказал он Пекасу. Пекас бухнулся на колени. Я чуть замешкалась, но быстренько упала рядом. Дед бы хоть предупредил, что мы здесь ползать будем! Я, конечно, не ожидала, что нам предложат взвару с плюшками и будут вежливы, но и стоять на коленках на каменном полу тоже не рассчитывала. Ладно, потерплю, лишь бы замуж за Савву не отдали. Уже знакомая с местными порядками, я скромно молчала. Управляющий сделал жест рукой, и дед встал. За ним, стараясь не привлекать к себе внимания и не поднимать взгляда от пола, поднялась я. Ага, значит, нас готовы выслушать. Это немного обнадёживает. Пекас торопливо рассказал суть проблемы. Управляющий неуклюже вылез из кресла, подошёл ко мне и за подбородок поднял голову. — Красивая девка, — заметил управляющий. — Но — глупая. Как в голову пришло ленту снять? Глупой девке муж особенно нужен, да пораньше. Как только в возраст вошла. Ты, мужик, поздно её замуж отдаёшь, долго при себе держал, а это не хорошо. Девка страх потеряла, сама хочет судьбу свою устраивать, когда такое было? Ты виноват — распустил, недосмотрел, розги тонкой пожалел для дурочки. Наказать бы надо примерно, да я сегодня добрый. Идите!
Управляющий окинул меня оценивающим взглядом. Щёки загорелись, словно я долго стояла на солнце. Не надо на меня так смотреть, я всё-таки не настоящая Ульна, могу не сдержаться и поставить на место похотливого козлика. Раз уж мне терять нечего, так хоть тебя отучу девушек глазами ощупывать! Нет, нельзя, только ещё хуже сделаю. Надо сдержаться — пока я не жена Саввы, всё ещё можно исправить. — Ваше превосходительство! — я умоляюще сложила руки. Наверное, для полноты картины надо было опять опуститься на колени, но унижений мне и так перебор. На «превосходительство» управляющий высоко поднял брови. И пусть, я всё равно не знаю, как к нему надо обращаться. — Пощадите! — выдохнула я. — Охальник её чуток что не опозорил, — добавил Пекас. — Жениться не отказался? Значит, всё нормально, никакого греха на нём нет, — сказал управляющий. — Позвольте попросить господина, — я не теряла надежду его уговорить. — Глупости. Господина в замке нет, когда будет — неизвестно. Следующий! Шустрый старик-слуга материализовался из-за стены и стал подталкивать нас к выходу. Пекас, видимо опасаясь, что я попытаюсь остаться, крепко схватил меня за рукав. Где? Где мне искать спасения? Остаться возле замка и, как нищенка, сидеть у ворот? Ждать на дороге, когда вернётся господин? За что мне такое попаданство? Нервная система не выдержала последнего удара судьбы. Я опустилась на землю возле каменной стены и зарыдала. Тёплые слёзы ручьями текли по лицу, я размазывала их рукавом и плакала ещё громче. Старик-слуга ласково погладил меня по голове: — Тихо, тихо девочка, — прошептал он. — Я знаю, где господин. Ещё не всё потеряно. Не всё. Если господин не окажется таким же хамом, как его управляющий.
Глава 13
Старик подозрительно огляделся и отошёл в сторону, под тень старого раскидистого дуба. Приложил палец к губам. Мы с Пекасом торопливо закивали — молчим, конечно, соблюдаем тишину и не привлекаем к себе внимания. — Господин на охоте, уже несколько дней. В замке недавно были гости, столько народа, что горничные после них до сих пор порядок навести не могут. Господин устал от суеты и уехал. — К вечеру будет? — тихо-тихо прошелестела я. Старик отрицательно покачал головой: — Думаю — нет. Уборки ещё дня на три, не меньше, давно такого бедлама у нас не было. — Я буду ждать, — решилась я. — Можно, — кивнул старик. — Но, если не боитесь леса, то можете найти его в охотничьем домике. Я хотела спросить, а как, собственно, мы будем искать домик, но меня опередил Пекас. — Знаю, где он. В прошлом году на большую охоту продукты туда подвозил. Старик закивал, отчего его бледные щёки равномерно затряслись. Как же трудно работать в его возрасте! Кажется, здешний господин не отличается добротой и не желает видеть, что его старым слугам давно пора на покой. Из замка мы сразу поехали в сторону леса. По дороге дед сокрушался, что Феня расстроится и будет переживать, потому что он не привёз дров. Что к господину можно приехать через неделю, а дрова сами себя не нарубят и в дом не придут. Я-то, может быть, всё равно выйду замуж, а они с Феней будут мёрзнуть всю зиму и экономить каждое полено. Дорога была узкой, каменистой, когда стемнеет, ехать по ней станет самоубийством. Лучше бы дед лошадку поторопил, а не разговоры разговаривал. Здешние солнца не только всходят быстро, но и за горизонт заходят очень даже торопливо. Раз-два — и хоть глаз коли. — Дедулечка, милый, ну какие уже дрова? Скоро стемнеет, — уговаривала я.
— Уже и дедулечка! — ахнул Пекас. — Улька, ты когда успела слов-то столько узнать? Да ты моя ли внучка? Вдруг тебя в тот день ведьма подменила? — Твоя, твоя, — плаксиво сказала я. Нет, надо лучше себя контролировать, так и спалиться недолго — в прямом смысле слова. Решат, что меня подменили, и не раздумывая, бросят в костёр. — А коли моя, говори, как на духу — что ты любишь больше всего? Что я тебе с ярмарки да с торгов привозил? Пекас повернулся ко мне, ожидая ответа. Откуда мне знать? Как я могу помнить того, чего не видела? Память Ульны иногда подкидывала картинки из прошлого, но про сладости там ничего не было. Зато было много боли и обид. Девочка почти ни с кем не общалась, кроме Фени и Пекаса. Деревенские дети обзывали её ведьмачкой и сторонись, было несколько случаев, когда Улька убегала от града камней и ледяных снежков. Наученная горьким опытом, она старалась держаться подальше от чужих, не уходила далеко от дома и избегала людей. Конечно, она плохо говорила! С кем ей было разговаривать? Феня, считавшая Ульну виновницей своей бесплодности, девочку беседами не баловала. Пекас вообще не понимал, что от него надо что-то ещё, кроме заботы о пропитании и одежде, а потом — о приданом. Ульна подрастала, ровесники тоже выросли и поумнели. Травить её перестали, но обходили стороной. Кто знает, что на уме у молчаливой дурочки? Неожиданно заржала лошадь. Заволновалась, начала переступать с ноги на ногу и поворачивать голову, словно хотела о чём-то спросить Пекаса. — Что с ней? — испугалась я. — Волки? Пекас задумчиво хмыкнул. Подошёл к лошади, погладил её по упитанному боку, успокаивающе похлопал по холке. — Нет, не волки. Слышит или чует что. Что — не пойму. Лошадка замерла и опять шумно всхрапнула. Но теперь звук из леса я услышала тоже. Стон. Тихий, но явственный. Так не скрипят деревья и не шевелит листву ветер — в лесу кто-то стонал.
— Нашли мы чудес на свои головы, — вздохнул Пекас. Порылся в телеге, достал громоздкий тяжёлый фонарь. — За мной иди, — скомандовал он. Лес в этом месте оказался негустой. Красивые высокие стволы смотрели в небо, под ногами мягким ковром зеленела пушистая незнакомая растительность. Идти пришлось недалеко. Человек лежал на краю поляны. Судя по одежде — не из мужиков. Высокие сапоги обхватывали стройные длинные ноги. Красивая короткая куртка расшита вензелями и узорами. Человек лежал лицом вниз, прижимая колени к животу. — Давай-ка, Улька, помоги его повернуть. За плечи придерживай, дальше я сам. Вдвоём мы осторожно развернули незнакомца на спину. Я сняла с головы платок, немного вытерла кровь с лица. Оно не сильно пострадало, мелкие, хоть и глубокие царапины, вероятно, получились, когда человек упал на колючие кусты. Он опять застонал. Пекас приподнял фонарь, и я резко выдохнула. Ужас! Рана на животе, к которой мужчина прижимал обе руки, выглядела ужасно. — У, беда, беда, лихо-лишное, — с тоской сказал Пекас. — Господин это наш. Чего теперь делать, Улька, не знаю. Уйти бы от греха подальше да домой вернуться. Всё равно ведь помочь не можем. Но и бросить его в лесу нельзя. Зачем я, дурак старый, тебя послушал? Чего мне дома не сиделось? Я молча опустила пониже его руку с фонарём. Самое время причитать! Мои знания в медицине исключительно базовые, основанные на охране труда на производстве, но и без них понятно, что господина из леса надо увозить. — Деда, бери за плечи, я за ноги. Потащили в телегу. Удивительно, но мой уверенный тон подействовал на Пекаса, как приказ начальника на растерянного подчинённого. Дорога к телеге показалась мне значительно дольше, чем когда мы шли вперёд. Ну и тяжёлый же оказался господин! Никогда в жизни столько не поднимала, как бы самой теперь не слечь. Был, правда, один плюс — я неожиданно узнала, что в теле Ульны, а точнее, моём новом теле, скрыта немалая физическая сила. Вроде ножки тонкие и ручки-веточки, а раненого я волоку не хуже деда, хоть и пот струится за ворот грубой рубахи.
Уложили на телегу, накрыли от вечерней прохлады грубой холстиной — больше ничего не было. — Поехали в замок, — сказал Пекас. По такой дороге? Нет, трясти раненого сейчас точно нельзя, ему нужен покой и, конечно, врач. Начнём с первого. — Далеко до охотничьего домика? — Немного осталось. — Значит — туда. Привезём господина в тепло, один из нас с ним останется, а второй в замок, за лекарем, — решила я. — Ему за лекарем, нам — за верёвкой, — вздохнул Пекас. Почему за верёвкой? Я не стала выяснять, о чём говорит дед. Не до того сейчас, сейчас бы господина живым довести. Надеюсь, в домике есть хоть какие-то необходимые препараты. Должны, раз в нём собираются охотники.
Глава 14
Охотничий дом я оценила по достоинству — в таком смело жить можно. Теплый, просторный, с высокими потолками и несколькими окнами, украшенными ажурными деревянными ставнями. Аптечку нашла в большом сундуке. Горшочки с мазями и разными притирками, пучки сухой травы, чистые куски полотна. Ну, хоть что-то, не придётся перевязывать раненого чем попало. — Его надо раздеть. Дед, помоги! — Ты чего делаешь-то? Ты понимаешь, кого раздевать собралась? Господина и мужчину! Ты лекарь, что ли? — А здесь есть лекарь? Если мы сейчас ему не поможем, — кивнула на раненого, — он до приезда лекаря не доживёт. — Он и так не доживёт, — тяжело вздохнул Пекас. — Глянь, как господину досталось — с дыркой в животе никакой лекарь не поможет. Раненый застонал и на миг приоткрыл глаза. Осмысленный взгляд выражал столько муки и страданий, что я поняла — он нас слышал. — Улька, пошли уже, не трогай ты его. Ведь нас в его смерти обвинят. Скажут, что я напал, а ты помогала, иначе откуда бы нам на этом месте взяться.
В словах Пекаса было рациональное зерно. Управляющего я видела, он произвёл впечатление хитрого и жёсткого человека. Если в гибели господина надо будет кого-то обвинить, то мы с делом — самые подходящие кандидатуры. — Что на самом деле случилось с господином? Дикие звери напали? — Думаю, кабан это, секач его подрал. Хорошо, что до смерти не затоптал. Хотя, чего хорошего уж теперь. Нет, Улька, не нужен господину лекарь, смотри бледный какой — к утру с великими богами встретится. Как к утру! Молодой, красивый мужик! Даже сейчас он оставался привлекательным. Высокий лоб, рельефные скулы, широкие плечи. Если ещё и с характером неплохо, то просто грех разбрасываться таким генофондом! Но, какой бы ни был характер, всё равно нельзя оставлять его одного. Если Пекас прав, и жить господину осталось несколько часов, с ним рядом кто-то должен находиться. Хотя бы для того, чтобы принести стакан воды. — Пекас, а что ты про верёвку говорил? — вспомнила я. — Повесят нас, если обвинят в гибели господина, — тоскливо пояснил Пекас. — Если и поверят, что спасти хотели — не поможет. Скажут, не так несли, не так везли, да ещё и в охотничьем домике самовольничали. Кого-то же надо будет наказать? А кого? Секача не найдёшь, как есть выходит, что только мы с тобой остаёмся. Печально, но боюсь, что дед прав. Нас запросто могут обвинить в чём угодно. Господина мне было жалко, но и нас с Пекасом тоже. А ещё Феню, которая останется одна и уж теперь точно будет проклинать меня до конца жизни. Она ни на минуту не усомнится, кому принадлежала светлая идея поехать в лес. — Пекас, возвращайся домой, — решилась я. — Фене скажешь, что я от тебя сбежала. — Зачем? — Ну кто меня, дурочку, поймёт? — усмехнулась я. — В лесу ты не был, господина не видел, из замка сразу за дровами отправился. — Так нету дров, как я их в темноте рубить буду?
— Ты отправился, но пока доехал — стемнело. Ещё и по лесу немного поплутал, в темноте же не видно, где телегу оставил. Уезжай, дед, подумай о Фене. Как она без тебя? — А ты? — Я останусь. Если господин не доживёт до утра, вернусь в село. Если великие боги будут милостивы к нему, то утром пойду в замок, за лекарем. Но в любом случае тебя здесь не было. Пекас, видимо сомневаясь, угрюмо посмотрел на господина. Уезжал бы уже скорее, что ли! Мне надо переодеться, смыть кровь с ладоней, пересмотреть сундук-аптечку. Мне очень не хотелось, чтобы господин отправился в чертоги великих богов. Мне-то он здесь нужен, живой и желательно здоровый, способный снять с меня ненавистную алую ленту. — Поторопись, деда, — попросила я. — Фене от меня привет передай, объясни ей, что терять мне нечего — замуж за Савву я своими ногами не пойду. Я всё-таки уговорила Пекаса. Не знаю, что заставило его меня послушать, а не попытаться силой утащить из охотничьего домика. Может быть, человеколюбие — как оставить раненого одного. А может, он, наконец, понял и поверил, что выдать меня замуж не получится ни при каком раскладе. Когда Пекас уехал, я в первую очередь занялась собой. На моей одежде столько микробов, что никаких секачей не надо. Одежды в гардеробной было много, но вся мужская. Я выбрала белую, нежнейшего полотна рубашку, подвернула рукава. Полы доходили мне до колен, и рубашка вполне могла сойти за широкое платье, но, вероятно, с телом Ульки я приобрела и её взгляды на приличия. Чтобы не сверкать голыми коленками, натянула тонкие, тоже белые, штаны. А ничего, между прочим, штанишки! И длина мне подошла, даже подворачивать не надо, и пояс на шнурке. Я подпоясалась найденным здесь же длинным шёлковым шарфом и занялась, наконец, раненым. Он был жив, не стонал, но и не приходил в сознание. В сундуке-аптечке я копалась по наитию. Раз мать моя была травницей, вполне возможно, что и мне с генами передались какие-то знания. Или не с генами, не важно. Я понюхала пучок коричневой незнакомой травки. Почему-то я знаю, что она от боли. Да, точно от боли, пахнет болотом и сыростью.
А вот этот пучок, старательно упакованный в полотно, надо заварить как снотворное и успокоительное. Мазь, накрытая промасленной тряпочкой, наносят на мелкие раны. Знания всплывали в моей голове из самых дальних глубин памяти. Господин застонал. Я присела рядом, положила ладонь на его повязку — сама не знаю, зачем. Но то, что произошло потом, вызвало у меня тихий вскрик. Я почувствовала, как ладонь разогревается и тепло от неё впитывается в тело господина. Как вода в губку! Отдёрнула руку, внимательно осмотрела. Что сейчас было? Неужели подозрения в моих возможностях имеют под собой основание? Я что — ведьма? Вот бы здорово было! Это же сколько возможностей, одна метла чего стоит! Кота можно завести, у всех уважающих себя ведьм есть чёрный кот. Господин опять застонал и что-то тихо забормотал, судорожно вздыхая. Я нежно приложила на больное место обе руки. Похоже, на эмоциях малость перестаралась — раненный вскрикнул. Тепло всё впитывалось и впитывалось, а я чувствовала, как слабею. Сначала стало сложно сидеть рядом с господином, и я опустилась на пол. Потом положила возле раненого голову — мне невыносимо хотелось закрыть глаза. Потом меня начало потряхивать и, пытаясь согреться, я обхватила себя руками. Лицо господина уже не было таким бледным. Нет, румянец не появился, но пугающая синева под глазами исчезла. Получается, ему лучше? Больше я ни о чём подумать не смогла. Кое-как, спотыкаясь о свои же ноги, доплелась до ближайшего диванчика, завернулась в толстое покрывало, которое лежало на диване для украшения, и уснула.
Глава 15
Во сне я видела маму. Оказывается, она была очень красивая, с такой же как у меня, пушистой косой и фиалковыми глазами. Мама ласково улыбнулась, протянула руку и поправила мне на лбу непослушный локон.
Я вздрогнула, открыла глаза. С кровати на меня неотрывно смотрел господин. Понятно, почему я проснулась — от его прожигающего взгляда кто угодно сон потеряет. — Кто ты? — требовательно спросил он. Это вместо «спасибо, красна-девица, спасительница и хранительница моя»? Я, может быть, вчера чуть сама вместо него не померла, а он меня взглядами прожигает так, что пятки дымятся! — Ульна, господин, — как можно скромнее и пугливее сказала я. — Откуда взялась? — Нашла вас вчера, господин. Специально к вам шла с прошением, а вы вота — раненый лежите и дышите через раз. «Вота» я специально вставила, чтобы не выходить из образа. Впрочем, может быть, не стоит особенно стараться? Это Пекас и Феня знали меня с детства и могли распознать попаданку, а господин видит меня впервые, откуда ему знать, как разговаривает деревенская девушка Ульна? Раненый прижал ладони к лицу, вероятно, пытаясь вспомнить, что произошло. Надо бы ему ссадины обработать, а то вчера не до того было. Или не надо? Теперь сам справится? — Не помню, — признался он. — Я возвращался с охоты, решил, что утром уеду в замок. На меня напал кабан-одиночка, я даже оружие вытащить не успел. Кажется, при господине был нож, большая палка, которою Пекас назвал рогатиной и лук. Всё вместе Пекас тоже привёз в охотничий домик. Это оружие? Он ножом от кабана собирался отбиваться? — В моих лесах не водятся кабаны, секач откуда-то приблудился, — с трудом сказал господин. — Но меня это не оправдывает — ужасно глупо пострадать на охоте, имея я при себе оружие. Да ещё в собственном лесу! Между прочим охота — вообще довольно опасное занятие, в моём мире тоже бывают случаи, когда на охотников нападают дикие звери. И не всегда встреча заканчивается хорошо для человека. А господину вместо того, чтобы тратить силы на самобичевание, хорошо бы помолчать и поесть горячего. Мне горячее тоже не помешает. Есть хотелось так, что сводило живот.
Я встала, поправила одежду. Сейчас умоюсь и за дело — раны смазать, еду приготовить, посмотреть, что там в сундуке-аптечке найдётся обезболивающего. — Бесстыдница! — господин от гнева аж глаза ладонью прикрыл. — Зачем ты надела мою одежду? Сними немедленно! — Совсем? — усмехнулась я. Нет, ну вы посмотрите на него! Вчера готовился к знаменательной встрече с предками, а сегодня ему моя одежда не нравится. — Что? — не понял господин и руку убрал. — Что ты сказала? — Я сказала, что женской одежды в доме нет. Лечить вас в своей я не могла, потому что она грязная и кишит микробами. — Чем? У тебя на коже насекомые? Всё-таки надо быть осторожнее со словами. — Нет, со мной всё хорошо. Но я испачкалась в вашей крови, когда стала вам помогать, поэтому пришлось переодеться в то, что нашла, — терпеливо, как ребёнку, объясняла я. — Позволите вам помочь? Или сходить в замок, за лекарем? — Пешком далеко и долго. — Я знаю. Ничего, дойду. Как я могу называть вас, господин? — Граф Венсан, к вашим услугам, — на губах графа заиграла тонкая улыбка. — Ты знахарка? Целительница? — Не знаю, — честно призналась я. — Мне очень хотелось вам помочь, хотелось, чтобы вы не умерли от раны. Но почему вы так быстро пришли в себя — я не знаю. Очень даже знаю, но тебе не скажу! Ты меня за свои штаны с рубахой готов с землёй сравнять, а что будет, если ты узнаешь про мою непонятную силу? Пожалуй, никогда ещё в этом мире я не была к костру так близко. — Ульна, раз ты попираешь все моральные правила, хоть штаны нормальные надень, — тихо засмеялся граф. — Хотя, должен признать, что в мужском исподнем ты выглядишь неотразимо. Я бы даже сказал — феерически! Так это трусы такие, что ли? Белые мужские труселя? А почему длинные? Если на мне они как коротенькие брючки, то графу будут до середины голени.
Я оценивающе посмотрела на ноги графа и почувствовала, что заливаюсь краской. Ничего не говоря, убежала в гардеробную. Нашла там другие штаны, длинные, наверное, вполне приличные, но далеко не такие удобные. Ладно, подверну, что делать. Я вернулась к графу и занялась медицинскими процедурами. Завёрнутые рукава рубашки доходили мне до середины кисти и ужасно мешали. Но я не стала подкручивать их ещё больше — руки женщины-простолюдинки тоже особо не оголяли. Хватит с графа Венсана тех эмоций, которые он уже получил. — Зачем ты сюда пришла? Сразу сказать? Пожалуй, нет, сейчас не стоит. Сначала сделаю отвар, сниму ему боль. Рана, кстати, выглядела намного лучше, да что там, учитывая, как граф вчера умирал, рана выглядела отлично. Никакой красноты, никакого нагноения. Значит, сначала полечу, потом накормлю, а потом поговорим. Весь мой жизненный опыт подсказывает, что получить желаемое от сытого мужчины намного легче, чем от голодного. Обработать ссадины граф позволил безропотно, на отвар посмотрел с сомнением и отодвинул кружку. — Выпейте, граф, — уговаривала я. — Вкус горьковатый, но зато пользы сколько. Будет меньше боли, вы сможете заснуть. — Я мужчина и благородный человек, я умею терпеть боль. — Верю, но не понимаю — зачем. Заживление пойдёт значительно быстрее, если вы не будете себя мучить. Или вы боитесь, что я вас отравлю? — Глупости. Хотела бы отравить — не стала бы спасть. Ну хоть тут он во мне не сомневается! Отвар выливать не стала — к ночи боли обязательно будут сильнее, а граф — сговорчивей. Кухня в охотничьем домике меня приятно удивила. Да уж, это не Фенина печка на полдома. Впрочем, у Фени и кухни-то как таковой не было. Здесь было всё. Отличный, удивительно чистый разделочный стол, удобная печь, по стенам развешены разных размеров ножи и сковородки. Чугунки тоже были разных размеров, я выбрала поменьше. Интересно, а почему в доме нет слуг? Граф что, сам себе готовил?