Глава 16
Где здесь погреб? По логике вещей — должен быть во дворе. Найти погреб при дневном свете не составило труда. Я окинула взглядом запасы и удовлетворённо вздохнула. Наконец-то покушаем! Нормальной еды, а не невнятного Фениного варева. Так-так, чтобы мне вкусного приготовить? При таком разнообразии можно размахнуться, как в хорошем ресторане. На крюках висели копчёные окорока, куски мяса были переложены льдом. Вероятно, здесь было и дикое, и домашнее мясо. Вон тот тёмно-красный кусок явно говядина, маленькие тушки птицы были мне не знакомы, зато я признала битых уток и кур. Взяла курицу за лапки и удивлённо выдохнула — однако! Килограмм пять будет. — Эй, ты точно курица? — спросила я. — Таких больших не бывает. Для начала хватит. Вечером я сделаю рубленных котлеток из замечательного кусочка розового мяса и сала. На выходе увидела яйца, прихватила несколько штук. Может, яичницу пожарить? Нет, не стоит, для графа будет тяжёлая пища, а я хочу жиденького. В кухне я нашла лари с крупой и ящики с овощами. Довольно потирая руки, достала муку. Умеют же жить нормально, почему в деревне все питаются кое-как, просто и однообразно? Или деревенским просто негде взять такого изобилия продуктов? Но Феня и Пекас держали скотину и птицу, да не они одни. Осталось растопить печку. В прошлой жизни мне приходилось это делать, и я знала один маленький секрет. Бумага и растительное масло! Бумагу я заменила куском старой тряпки, масло нашлось на кухне. Курица всё же была великоватой, и я отделила от неё половину. В будущий бульон добавила целиком луковицу и смешную круглую морковь. В новом мире многие овощи были мне знакомы, разве что форму имели немного другую. Но на вкус я легко определила в оранжевом шарике морковку, в крупных, красновато-бурых неровных плодах что-то похожее на нашу картошку. Капуста росла маленькими, очень плотными и жёсткими кочанчиками, она варилась очень долго, как мясо.
Есть хотелось так сильно, что я решила сейчас не заморачиваться изысками. Куриный бульон, отварная курица на второе — достаточно для того, чтобы заморить голод. Бульон получился — хоть на выставку. Прозрачный, золотистый, с приятным ароматом мяса и специй. Я нашла их в маленьком ящичке. Думаю, специи были очень дороги, поэтому в ящичке лежала миниатюрная ложка. Совсем маленькая, с мой мизинец. Сначала хотела убрать специи обратно, но потом решила, что не обеднеет граф от пары ложечек перца и сушёного имбиря. Интересно, чеснок у них есть? У Фени я его не видела, но, возможно, он тоже относится к дорогим господским продуктам. Кормить графа решила там же, на кровати — рано ему ещё вставать. Притащила низкий столик, застелила вышитой белой салфеткой. В пузатую кружку налила бульон. В бульоне плавали две половинки яйца и зелень. На плоской тарелке разложила мясо, полила наскоро сделанным соусом из муки, лука и бульона. Граф покачал головой: — Не ожидал, что в моих деревнях умеют изысканно сервировать стол. Ты точно Ульна из села? Может быть, ты благородная девушка, которую родители наказали за непослушание и сослали на время в деревню? Почти угадал. Я благородная и образованная, я умею сама зарабатывать себе на жизнь и не боюсь новых направлений. Кто и за что закинул меня сюда — не знаю, но, раз уж пути назад нет, буду бороться за своё светлое будущее. — Ты можешь есть со мной, — сказал граф Венсан. Ох ты! Радость пришла — откуда не ждали! Можно сказать — праздник пришёл в наш дом. Меня, замарашку в чужих штанах, пригласили к столу. А ведь мог бы и не пригласить, между прочим. Голодной я, конечно, не останусь, поем на кухне. Но, учитывая, как мы с Пегасом валялись в ногах у управляющего, честь мне была оказана поистине великая. Я пододвинула стул, принесла из кухни себе мяса и бульона и приступила к еде. Вообще-то я уже перекусила, пока готовила, но всё равно отметила — натуральная пища имеет совсем другой вкус. Более насыщенный, что ли.
Граф попытался наколоть на двузубую вилку кусок мяса, но сделать это в лежачем положении было довольно затруднительно. — Ешьте руками, ваше сиятельство, — сказала я. — На тех, кто болен, этикет не распространяется. — Если ты ещё скажешь что-либо подобное, я подавлюсь этим замечательным бульоном, — проворчал граф. — Где ты научилась так разговаривать? — Вы думаете, раз из деревни, то только хвосты коровам крутить умею? — фыркнула я. Тянуться к мясу пришлось через весь стол, и я поддёрнула рукава рубашки. — Что это! — воскликнул мой пациент и, в самом деле, едва не подавился. Когда граф откашлялся и глотнул бульона, я поняла, какую сделала ошибку. — Ты невеста? Ты! Засватанная! Невеста! Почему ты мне не сказала? — Что бы изменилось? Вы бы не дали себя лечить, или не стали бы есть то, что я приготовила? Граф схватился за голову. Вероятно, резкое движение вызвало у него приступ боли, потому что он побледнел и осторожно опустился на подушки. — Ты — невеста, провела с посторонним мужчиной всю ночь. Одна! В охотничьем домике! — Не с посторонним, а со своим господином и графом. К тому же вы ранены. — Это никак не меняет дело. Неужели ты не понимаешь, что натворила? Да будь я хоть древний старик и при смерти, всё равно ты провела со мной целую ночь. — Вы же знаете, что ничего не было, — обиделась я. — Я — знаю. Люди — не знают. Тебе никто не поверит. Если твой жених пожалуется королю, то я заплачу штраф. Не слишком большой, кстати. — Жениху? — Почему жениху? — удивился граф. — Короне. — То есть я окончательно и бесповоротно позорена? — обрадовалась я. — Жених от меня откажется, порвёт ленту, и я могу идти на все четыре стороны?
Наконец-то! Пусть со мной не общается ни одна кумушка в деревне, пусть я на веки вечные останусь незамужней, и бабы у колодца будут перемывать мои косточки. Зато я избавлюсь от ненавистного Саввы! — Глупая и наивная девчонка, — вздохнул граф. — Тебе родителей не жалко? Они ведь теперь ответят за твой позор. Опять двадцать пять! Да что всё так плохо-то? Я вон графу умереть не дала, и раны его обработала, а он, злыдень буржуазный, Феню с Пекасом пороть собирается!
Глава 17
— Ты действительно не понимаешь, почему нельзя снимать ленту? — грозно спросил граф Венсан. — Чему тебя только матушка учила! — Нет у меня матушки. И батюшки нет, я с дедом живу и с его второй женой, — всхлипнула я. Стало жалко себя до слёз. Что здесь за порядки, если лучше угробить жестоким браком девушку, чем отменить свадьбу? Я ещё могу понять, что разводиться нельзя, хотя тоже, между прочим, ужасная традиция. Но отказаться от свадьбы? Ничего еще не произошло, только ленты привязали. — Сирота, значит, — вздохнул граф. И тут я поняла, что это — мой шанс. Единственный и пока ещё возможный. Я опустилась на пол и зарыдала в голос. Улькины воспоминания накатили на меня с головой, погрузили в мир боли, печали и жестокости. Вспомнила, как однажды мальчики привязали меня за косу к забору. Мало того, что хитрым узлом, да ещё так, что я голову повернуть не могла. Был лютый мороз, смеркалось, я уже не плакала, а молча тряслась, как в лихорадке. Тогда меня отвязал Пекас — заволновался, что долго за водой хожу. Посидел, подумал, увидел, что изрядно стемнело и пошёл к колодцу. Через каких-то триста метров нашёл свою, почти замерзшую, внучку. Я долго болела, Феня ругалась и отпаивала меня травяными отварами. Вспомнила, как весной дети играли в салочки, носились друг за другом, а я случайно оказалась рядом. Нет, я не просилась в игру, знала, что откажут. Сильный и упитанный не по годам Савва больно толкнул меня в спину, и я упала лицом в грязь. Подняться на жидкой, раскисшей от талой воды глине
оказалось неимоверно сложно. Руки и ноги расползались в разные стороны, не сразу я с трудом встала на четвереньки. Меня опять уронили. Не знаю, сколько бы длилась их жестокая игра. Женщина из ближайшего дома выглянула в окно, вышла на улицу и полотенцем разогнала детей. Поставила меня на ноги, подтолкнула к тропинке. Вспомнила, как Феня лупила меня хворостиной, когда я опрокинула чугунок с похлёбкой. Он был полный, большой и тяжёлый, мне не хватило сил его удержать. Граф что-то говорил, но я не слушала. Я жалела себя, несчастную Ульну и того, что она даже не успела хоть немного пожить. — Успокойся же! — прикрикнул граф. — Не переношу женских слёз. Я ещё понимаю — капризы, но ты рыдаешь, как на похоронах. — Так и есть. Себя хороню, граф. Я села на пол, судорожно всхлипнула. Оправила спадающие штаны и полы длинной рубахи. Наверное, у меня очень комичный вид… Если не знать, что меня ждёт. — Тебя обижали? Ещё кивок. Знаю, что с благородными так разговаривать нельзя, но сейчас мне всё равно. Горло перехватило спазмом, я не могла произнести ни звука. — Подойди, — сказал он. Я подошла, повинуясь жесту графа, встала на колени перед кроватью. Граф Венсан положил ладонь мне на голову и торжественно сказал: — С этой минуты я беру тебя, девица крестьянского рода Ульна, под свою опеку. Тебя больше никто не обидит. Ты, в свою очередь, слушаешь меня беспрекословно и выполняешь мою волю. Граф Венсан потянулся к кружке с остывшим бульоном, сделал пару глотков и тихо проворчал: — Великие боги, что я несу? Как будто ты можешь мне не подчиниться. Откуда, интересно, уверенность? Плохо вы меня знаете, граф.
Пользуясь близостью к столу, я тоже отпила из своей кружки. Бульон остыл, на поверхности желтели маленькие звёздочки жира, но всё равно было очень вкусно. И горло сразу отпустило. — Ульна, ты станешь женой своего жениха, — торжественно провозгласил граф. Зря вы, граф, меня под опеку взяли. Я же правильно понимаю, что после этого легкомысленного обещания вы несёте ответственность за все мои действия? Хотелось бы знать, грозит ли вам порка? Думаю, что нет, иначе бы хорошо подумали. Одно дело физически наказывать безропотного крестьянина, совсем другое — графа благородного происхождения. За меня он точно особых неприятностей не получит, разве что ещё один штраф. — Граф, мой жених жестокий и злой. Он уже в предвкушении, как будет со мной обращаться. Не жалко вам меня? Я молода, не глупа и вполне могла бы составить партию хорошему деревенскому парню. — И всё-таки, где ты научилась так разговаривать? — подозрительно спросил граф. — Подобные речевые обороты не складываются сами по себе. Опять забылась! Да что же это такое! Сильные эмоции заставляют меня терять над собой контроль. — Не знаю, — вздохнула я. — Сами в голове появляются. Граф недоверчиво покачал головой: — Ты не глупа, не могу не признать. И должна понимать, что разреши я отменить договор тебе — за тобой потянутся другие девицы. Порядок, сформированный веками, начнёт разрушаться. Одна не захочет замуж, потому что ей нравится кто-то другой, вторая хочет более выгодного предложения, третья просто со вздорным характером. К чему мы придём в итоге? Что ждёт нас и наших потомков? Хаос и разрушение вековых устоев! Я отрыла рот, чтобы сказать, что изменения в мире — это нормально и естественно. Что поколения за поколением открывают новые знания и новую философию, что после века мракобесия и жестокости приходит время, когда человек готов прислушаться к мнению другого. Открыла и закрыла. Граф улыбнулся, кивнул, видимо, решил, что я больше не буду спорить. — Я вам жизнь спасла, а вы меня Савве отдаёте! Как же благодарность? — Я тебе благодарен, но моя жизнь — в руках великих богов, а никак не в твоих. Если им было бы угодно её забрать — я бы умер.
— Но они послали сюда меня, и я вас спасла. Иначе бы точно умерли, не позднее сегодняшнего утра. — Значит, так угодно великим богам. — Позвать кабана? Зря я это сказал. Ох, зря. Граф изменился в лице. Потом дёрнулся, и я, на всякий случай, отползла подальше. Потом прижал ладони к лицу и громко захохотал.
Глава 18
Он смеялся, вытирал слёзы, охал от боли, которую причиняли его ране движения, и знаком что-то просил меня сделать. — Поправить подушку? Ещё бульона? Накрыть вас одеялом? Граф сделал жест, как будто подносит к губам посуду и пьёт. Понятно! Бульон в кружке закончился, а графа мучила жажда. Я метнулась на кухню, хотела было под шумок плеснуть его сиятельству обезболивающего отвара, но передумала. Пока не попросит — не дам. Хочет благородно страдать и мучится — его право. — Ульна, — сказал граф, допивая воду. — Пожалуй, с тобой я готов нарушить данный порядок и снять ленту. Но! Для этого ты пройдёшь испытания. Что надо делать? Переплыть реку? Прыгнуть через костёр? Сносить семь пар железных сапог, как в старой сказке, и сгрызть семь железных хлебов? Может, проглотить живого червяка, доказывая своё желание избавиться от Саввы? Пожалуй, последнее самое простое. Противно, конечно, но ничего — закрою глаза, представлю румяный пятачок жениха и проглочу, как миленькая. — Муж даётся женщине не в наказание, а в назидание и помощь, — издалека начала граф. — Женщина — существо слабое душой и телом, без мужчины она прожить не может. С юности её подстерегают пороки, жадность, разврат и зависть, потом, когда она носит ребёнка под своим сердцем, она ещё беззащитнее и слабее. После родов женщине тоже не выжить в одиночку — о ней должен заботиться мужчина. Пороки, значит, угу. Подстерегают меня на каждом шагу, того гляди подстерегут. А кто эти самые пороки мне предлагает — история умалчивает! Женщина слаба и безвольна, без мужика вымрет как мамонт после резкого изменения климата.
— Отдаёшь ли ты себе отчёт, что останешься безмужней? — Да. Видела я ваших мужчин — чем такого, лучше никакого. Самый адекватный из всех — старичок-слуга в замке графа, но он, наверняка, давно и глубоко женат. Да и хоронить в скором времени не хочется — грустное какое-то было бы замужество. — У тебя не будет детей. Здесь я могу поспорить, но не буду. Кстати, как здесь относятся к внебрачным детям? Уверена — очень плохо. Хорошо, если родишь мальчика, а если девочку? Чтобы её, как безвольную куклу, отдали замуж за первого попавшегося? Мальчику с клеймом ублюдка тоже придётся нелегко. Нет уж, пожалуй, граф прав — лучше без детей. — Ты встретишь старость в одиночестве. С чего бы? Организую компанию таких же как я бабок, будем вместе тусить. Мало ли в селе вдов, которые, хоть и вырастили детей, но старость всё равно встречают в одиночестве? — Тебя не позовут на гулянья, не пригласят в хоровод. День летних солнц, как и День зимних ночей ты встретишь и проводишь в одиночестве. Плохо быть изгоем и, уверена, тяжело морально. Но быть избитой так часто, как Савва захочет уделить мне время — ещё хуже. — С тобой никто не захочет иметь дело, — уже менее торжественно продолжал граф. — Как? Торговать не будут? Потеряют свою выгоду? — удивилась я. — Чем ты можешь торговать, девица Ульна? Полотном, пряжей, овощами с огорода? Люди, чтобы показать своё презрение, не купят даже по самой низкой цене. Тут я вами, граф, готова поспорить. Когда дело доходит до выгоды, реальной выгоды, не копеечной, мало кто вспомнит разные мелочи, вроде непослушной невесты. Поспорить готова, но не буду. Послушаю, что ещё меня ждёт. — Вся твоя жизнь пройдёт на окраине села, в печали и унынии.
Угу. А с Саввой весело пойдёт, как по нотам! Утром — подзатыльник, вечером — пинок, на ночь, чтобы помнила, кого бояться, свекровушка ухватом приголубит. — Готова ли к таким испытаниям? — Да! Только, пожалуйста, не наказывайте Феню и деда. — Я взял над тобой опеку, а не права наказания или помилования. Раз ты теперь под моей рукой, то мне и отвечать за тебя. Мутно звучит… Я посмотрела на повязку на животе графа, потом в его глаза. Давай уже определимся, ваше сиятельство? Хватит меня запугивать, я уже боюсь, правда. Просто у меня выбора нет. — Не накажу, — отмахнулся граф. — Иди, приготовь еду, а я пока подумаю, какое испытание тебе назначить. Я послушно пошла на кухню. Теперь главное, чтобы у графа не слишком разыгралась фантазия. Кто его знает, какие испытания здесь в моде? Хотя у женщин, уверена, никаких. Они же в полной зависимости, как рабы или дети. Кто устраивает испытания рабам? Занимаясь привычным делом, я немного успокоилась. Не скажу, что обожаю готовить, но есть что-то умиротворительное в простых и часто повторяемых действиях. Что-то, что наводит на позитивные мысли, помогает увидеть новые решения проблемы. Мясорубки не было, и я решила измельчить мясо ножом. Утомительное занятие — ножи здесь тяжёлые и довольно тупые. Добавила в фарш мелко нарезанное сало, жаренный лучок и опять прихватила чуточку специй. Знаю, что дорого, но больному можно! Теперь яйцо, чуть муки и хорошо бы сметаны, но ничего, без неё обойдусь. Пока фарш, замученный моими, пусть тонкими, но вполне сильными руками, «отдыхал», начистила овощи, которые я называю картошкой. Котлетки с картофельным пюре! Чем плохо? Жаль, молока нет. Что за проблема у них с молоком, надо потом выяснить. Ладно, добавлю вместо него картофельный отвар, а вместо сливочного масла — немного топлёного сала. Туда же сырое яйцо. Надеюсь, сальмонеллёза бояться не стоит. Во всяком случае, Пекас сырые яйца пил, я видела. Получилось очень вкусно. Убрала чугунок под толстое одеяло, чтобы не остыло — микроволновки здесь нет, а греть на сковороде — то ещё удовольствие. Она тяжёлая, как будто из камня вытесана, еле подняла.
Помыла посуду и решила ещё раз перекусить — я же почти не ела, только слушала графа и плакала. Кто знает, что меня ждёт? Вдруг граф Венсан решит, что испытание голодом — самое подходящее? Тогда моему тощенькому, тщедушному телу долго не продержаться.
Глава 19
Заглянула в гостиную — отлично, граф заснул. Сон — сейчас самое лучшее его состояние. Ткани восстанавливаются, кровеносная система навёрстывает потерянное из-за ранения. Я вышла во двор. В конюшне раздалось обиженное ржание. Там лошадь! В самом деле, не пешком же граф приехал в охотничий домик. Бедное животное хочет есть, пить, и, наверное, не понимает, почему его не выводят из стойла. С лошадьми я была так себе, не очень. Точнее, близко видела однажды, когда гостила в селе. На расстоянии вытянутой руки. Но недавно смотрела интересную передачу про конезавод, и теперь знала, что лошади нужно положить сена и овса, обязательно налить воды. Вода должна быть чистой — это принципиальный вопрос. Гордые животные не будут пить грязную воду. Ещё я знала, что самые умные из них понимают человеческую речь и любят, чтобы к ним относились, как к равным. Конь — не слуга и не подчинённый, конь — друг и товарищ. Говорить я умела. С лошадьми, правда, не приходилось, но да какая разница? Собаки, между прочим, тоже любят, чтобы с ними разговаривали, я уверена, что они понимают слова. Возможно, не все, но те, что постоянно в обиходе — точно. Дверь в конюшню я открыла, ласково приговаривая: — Иду, иду, мой хороший, иду, моя лошадка ласковая. Накормлю тебя, водички налью, спинку почешу. Где ты, милый… Подняла голову и проглотила все слова, которые приготовила. Конь — назвать его лошадкой я больше не рискнула, высокий, мощный, с гордо выпяченной грудью, смотрел на меня недобрым взглядом. Крутые бока лоснились, длинная шелковистая грива переливалась в солнечных лучах. Маленькие злобные глазки окинули меня с ног до головы, конь заржал, демонстрируя крупные белые зубы.
Бочка с овсом стояла у стены, сено лежало в углу, но подходить к коню я боялась. Пока наливаю воду и сыплю зерно, он мне голову откусит! — Давай договоримся, — миролюбиво предложил я. — Я тебя кормлю, а ты меня не кусаешь. Конь молчал и продолжал меня разглядывать. Я взяла большой, тяжёлый деревянный ковш, набрала зерна и быстро высыпала его в деревянную лохань. Зубы коня громко клацнули надо моей кистью. — Ах, ты, скотина благородная! — психанула я, и во всей дури долбанула коня ковшом по морде. — Я тебя кормить пришла, переживаю, а ты меня кусать собрался? Если бы не я, твой хозяин бы умер этой ночью, а ты, неизвестно сколько дней, стоял бы тут голодный и всеми забытый. И после этого ты меня ещё кусать хочешь? Я сердито отбросила в сторону ковшик и пошла за водой. Колодец, на моё счастье, оказался вполне привычным. Кидаешь вниз ведро и тащишь воду. По пути в конюшню я, на всякий случай, вооружилась поленом. Пусть только попробует ещё раз меня цапнуть! Получит поленом по зубам. Конь, увидев меня, заволновался. — Ага, — злорадно сказала я. — Боишься? Привык крестьянок безвольных кусать, половой шовинист! Ничего, я тебя научу родину любить. По бокам коня прошла нервная дрожь, он отступил в глубину стойла и оттуда сверкнул на меня злыми глазами. — Я тебя не боюсь, — заявила я. Легко не бояться лошадь, которая стоит в стойле. Оставь нас один на один, ещё неизвестно, чем бы закончилась первая встреча. В лучшем случае, я бы уносила ноги, а конь бегал бы по двору, мечтая снять с меня скальп. Граф проснулся от болей. Морщился, ерзал, но делал вид, что ничего не происходит. — Отвару? — коварно предложила я. — А есть? — обрадовался граф. — Спасибо, Ульна, не откажусь. Подогревать не стала — горло у пациента не болит, а нужный эффект и так будет.
Пока граф приходил в себя, я пожарила котлетки. Впрочем, скорее что-то среднее между шницелем и рубленной отбивной, ну да какая разница, не думаю, что граф ждёт от меня кулинарных изысков. Пышное пюре на большой плоской тарелке я красиво поправила ложкой, рядом пару котлет и зелёный лук. Хорошо бы салат, но в доме не было ничего, похожего на привычные мне огурцы и помидоры. Нарезала хлеб, кстати, довольно чёрствый, для графа проявила сознательность и подогрела бульон — ему сейчас очень полезно. Граф кое-как устроился на боку и с интересом наблюдал, как я расставляю приборы. Принюхался, довольно улыбнулся. — Чем порадуешь, Ульна? Пахнет восхитительно. Я прихожу к выводу, что мои крестьяне питаются лучше, чем я. Обязательно пришлю в ваше село своего повара — пусть перенимает опыт. Я представила, как Феня учит повара готовить похлёбку, и прыснула, как девчонка. Надо как-то объяснить свои таланты. — Крестьяне питаются очень просто, граф. Они не тратят времени на вкусности, да и времени нет лишнего. Надо обрабатывать землю, ухаживать за скотиной и птицей, обустраивать быт. Изысканных продуктов тоже нет, и, конечно, нет дичины. Кроме зайцев. Но чтобы добыть зайца, надо провести в лесу весь день. Стоит ли немного мяса и шкурка заросшего сорняками огорода, с которого кормится вся семья? Гаф задумчиво покачал головой. Попробовал пюре, отломил вилкой котлету. — Очень вкусно, — серьёзно сказал он. — Даже на обеде короля я не ел ничего вкуснее. Что ты ел-то вообще, болезный? Отварное и жареное, выпечку, может быть как-то особо приготовленные овощи, на гриле, например. Куда вам, граф, до наших вкусовых пристрастий. Что-что, а поесть в моём мире любят. Много говорят про диету, про правильное питание, про то, что должен или не должен есть человек. И хомячат всё подряд! Рыбу, мясо, моллюсков, овощи, фрукты и всё, что хоть в какой-то степени можно сделать съедобным. В некоторых странах саранча и медузы на ура идут. Пюре показалось мне сладковатым, как из подмороженной картошки, но всё равно это намного лучше, чем то варево, которое готовила Феня. — Вы придумали испытание, граф Венсан? — осторожно спросила я.
— Да. Но давай поедим. Нас ждёт долгий и трудный разговор. Только не надо меня, пожалуйста, запугивать! Я и без того боюсь.