Граф Венсан громко расхохотался.
— Ульна, ты неотразима! Ты первая девушка, которая удивляет меня третий день! Иногда ты кажешься мне умной, иногда — прелесть, какой глупенькой. Иногда раздражаешь слишком опасными мыслями, но скучно рядом с тобой не было ни разу. Ты — моя крестьянка. Как ты можешь не исполнить то, что мне обещала?
— Не знаю, — я пожала плечами. — Я же никогда не нарушала вашу волю, откуда мне знать, можно это сделать или нельзя?
— Нельзя. Просто поверь мне на слово.
Я поверила. Кто его знает, какая сила кроется в клятве господину, но в словах графа было столько уверенности, что не хотелось проверять.
Если слуга и удивился моему присутствию, то вида не показал.
Вывозить графа решили на телеге. В замке было несколько выездов, но все слишком широкие для лесной дороги. Мы со слугой накидали на дно перин и подушек, сверху накрыли господина тёплым мягким одеялом.
В первом по пути селе граф приказал старосте отвезти меня домой.
Возвращаться было страшновато, я бодрилась изо всех сил. Как меня встретят Пекас и Феня?
Глава 22
Въезжать в деревню на телеге не стала — зачем добавлять бабам тему для пересудов. Хотя, наверное, после всего, что произошло, телегой больше или меньше — не принципиально. Я попросила возницу остановить довольно далеко от околицы и пошла пешком. К своему дому подходила с опаской — кто его знает, нет ли здесь обычаев закидывать невесту-отказчицу коровьими лепёшками или ещё чем похуже. Вдруг некоторым мало просто осуждения, а хочется физической
расправы? Хоть я теперь и под защитой господина, только граф Венсан далеко, в замке, а мои милые добрые земляки в каждом дворе. Калитка привычно скрипнула, я вошла во двор. За широким деревянным столом, который служил нам с Феней для всяких хозяйских надобностей, сидела большая компания. Мужчины, женщины, несколько подростков. Я с удивлением узнала свою несостоявшуюся свекровь и двух её дочерей. Может, удастся незаметно проскользнуть в дом? Не знаю, что у Пекаса с Феней за праздник, но я на него явно не приглашена. Гости вроде как заняты сами собою, старательно жуют угощение, хрустят луком и разливают по кружкам напитки. Веселья незаметно, но и не грустит никто. Словно просто пообщаться собрались. Феня сидит ко мне спиной, а лицо Пекаса, как обычно, нахмурено. Стол стоит довольно далеко от калитки. Если незаметно зайти за угол, можно с той стороны дома залезть в окно спальни. Или вообще в сарае спрятаться, подождать, пока все разойдутся. Я почти добралась до угла, когда услышала за спиной испуганный крик. Пришлось обернуться. — Здрасте, — сказала я и зачем-то присела в книксене. Чего меня приседать потянуло? Сто лет не смотрела исторических фильмов, а тут — нате вам! Вспомнила! Самое подходящее приветствие в крестьянском дворе! Впрочем, учитывая, сколько всего я пережила за последние дни — удивляться нечему. — Сгинь, сгинь, дух бродячий, — забормотала маменька Саввы. — Сгинь, страх и нежить подземная! Изыди, оболочка пустая, бестелесная! Оскорблять-то зачем? Я просто поздоровалась. — Аааааааа! — как обычно хором заверещали сестры бывшего жениха. — Ведьма! Ведьма из земли вышла! Прямо из завалинки, сама видела! Их крик сработал, как дeтoнатop — теперь орали все, кажется, даже Пекас с Феней. И все ломанулись к выходу. Знала бы — распахнула бы заранее ворота. Людей не больше десятка, но паника — плохой советчик, как бы не подавили друг друга. Тем более среди
гостей я заметила парочку кругленьких женщин, очень похожих на беременных. Не хочу я становиться причиной их ранних родов! К моей большой радости, никто не пострадал. Правда, Феня и Пекас тоже убежали на улицу — сработал стадный рефлекс, но это ничего. Побегают, побегают, и вернутся. Лишь бы жреца не притащили, а то ещё с ним до вечера придётся объясняться. Я успела поесть остывших кушаний и привычно отметить, что блюда могли бы быть и вкуснее, если их правильно приготовить. С удовольствием выпила большую кружку взвара. Надо же, оказывается, я по нему успела соскучиться. Уже подумывала, не пойти ли прилечь на свою лавку, когда в калитку заглянул Пекас. — Ты кто? — тихо спросил он. — Деда, ты чего? Ульку свою не узнал? Единственную внучку? Или забыл, о чём мы с тобой в лесу договаривались? Пекас сделала несколько шагов вперёд. Остановился, внимательно осмотрел меня с головы до ног. — Помню. Но ведь ты умерла. Пришла моя очередь открыть рот. — Почему умерла? Когда? Что ты выдумываешь? Хочешь сказать — ты со мной с покойницей договаривался? — Тьфу на тебя, — сплюнул дед. — Как есть Улька. После того, как с лестницы скувыркнулась, как раз такая, полоумная, и стала. И говорила так же — что сорока в лесу трещит. Дед махнул кому-то рукой. В калитку, вжав голову в плечи и мелко семеня, как женщина-лотос с изуродованными ступнями, просочилась Феня. Пекас закрыл калитку и кивнул на дом. Согласна. Давайте обсудим наши личные семейные дела без посторонних ушей. Уверена, что кто-нибудь тоже отошёл от испуга и горит желанием узнать, откуда я появилась. Пекас плотно закрыл дверь, мало того, прикрыл изнутри ставни на двух окнах. Оставил только одно, чтобы проникал свет. Самое узкое и низкое окно, под которым невозможно было спрятаться ни взрослому, ни ребёнку.
— Улька, девка ты беспутняя, мы уж с тобой попрощались, — тяжело вздохнул дед и, кажется, даже чуточку всхлипнул. — Как Савва в дом вбежал, да рукой замахал, я думал — кондрат меня хватит. Савва орёт, мать его за ним прискакала — тоже орёт. Как, мол, так получилось, что у Саввы лента с руки упала? — Дед, ну ладно эти два чудика, но ты-то знал, почему я осталась в охотничьем домике. Ты должен был понять, что произошло. — Дык я и понял! Решил, что господин умер, а тебя из-за него казнили! Лента могла с тебя только с мёртвой исчезнуть. Где видано, чтобы девке позволили договор свадебный разорвать? Когда родители всё порешали, расходы на свадьбу разделили и приданое посчитали. Кто бы сомневался! Главное — приданое и будущие расходы, а уж никак не желание невесты. Умных здесь не часто спрашивают, что уж от меня, убогой, ждать. — Ужо хотел ехать в замок, молить управляющего тело твоё выдать, — продолжал Пекас. — Тризну сегодня справить, а завтра — ехать. Чтобы не оставить тебя, полоротую, без погребения. Это ещё кто из нас полоротый? Какое слово обидное, но понятное. Тот, кто хоть и на определённых условиях, но добился-таки своего, или тот, кто сначала меня мысленно похоронил, а потом от меня же и убежал? Ну, понимаю, поддался всеобщей панике. Только сразу как было не додуматься, что если бы граф Венсан умер, то его подданные о скорбном событии узнали бы в тот же день. Максимум — на следующий. А раз о смерти господина нет никаких вестей, тогда за что меня казнить? Тем более вот так, сразу. Впрочем, придуманные Пекасом события вполне могли случится — боюсь, долгими судебными разбирательствами здесь никто не заморачивается. Особенно, если дело касается простолюдинов. Феня начала приходить в себя. Пока мы с дедом беседовали, она осторожно подошла ко мне, потрогала за косу, потом за рукав, за кисть. Вероятно, убедилась, что я вполне живая и тёплая. Ну, не орёт и не дерётся — уже хорошо. Странные у них похороны — сначала поминки, а потом сам процесс? Или есть промежуточное звено? Потом спрошу. От всех событий я чувствовала себя усталой, ещё и поела плотно. Жирной, тяжёлой пищи.
— Феня, по дому надо чего делать? — деловито спросила я. — Если да — командуй, давай. Переделаем и спать пойдём, остальное завтра расскажу. Иначе, боюсь, перебор будет для вашей с Пекасом нежной психики. Или опять решите, что я ненормальная, и тогда неизвестно чем это для меня закончится. — Ыыыыыы! — неожиданно заныла Феня. Она грохнулась на колени с такой силой, что вздрогнул пол. Как бы коленные чашечки не сломала от удара! Феня хоть и не грузная, но бухнуться со всех дури на голые доски! Феня ныла, медленно, путаясь в длинных рукавах и юбках, поползла к деду.
Глава 23
— Ыыыыыы! Пекааааас! Прости! Прости неразумную! — она упала лицом в потемневшие от времени доски. — Прости бабу глупую, умом скорбную, милостью твоею пригретую! Прости, муж мой добрый, хозяин мой и господин! Что происходит вообще? Пока меня не было, с чердачной высокой лестницы упала Феня? Опять с бельём, или на этот раз без корзины? Нет, на попаданку она не похожа — вроде и говорит, и даже воет так же, как раньше. Но что за ахинею она несёт? Судя по лицу деда — он тоже не понимал, о чём речь. — И ты, Ульна, прости! — Феня повернулась ко мне, и я всерьёз испугалась за её психическое здоровье. Меньше, чем за две недели, бедная тётка пережила столько стрессов, сколько не видела за все свои почти пятьдесят лет. Сначала я падаю и становлюсь почти мёртвой. В самом деле мёртвой, потому что бедная Улькина душа покинула её хрупкое, плохо развитое тело. Дальше оживаю я, и Феня каждые пять минут поминает великих богов и молится, не понимая, какая муха укусила всегда покорную молчаливую девчонку. Затем нескучный свадебный договор, моё исчезновение и неожиданное возвращение в родные пенаты. Как раз на собственные поминки. И вот плачевный результат — Феня назвала меня полным именем. Не для посторонних людей, не для показухи, а от души. Бедняжка. Какая психика выдержит столько потрясений?
Я нагнулась, погладила завывающую Феню по плечам, постаралась поднять с колен. Напрасно — Феня не хотела вставать и оказалось неожиданно очень тяжёлой. — Фенечка, миленькая, всё хорошо, — искренне переживая, уговаривала я. — Всё утрясётся, успокоится, будет как раньше. Совсем как раньше уже никогда не будет, но зачем расстраивать и без того ревущую женщину? — Пекас, то есть деда, тебя простил, уже простил. Да, деда? Пекас, похоже, перепугался не меньше меня и торопливо закивал головой: — Прощаю, как есть — всё прощаю, — подтвердил он. — Давай ты встанешь, и мы попьём горячего взвара? С хлебушком, да? Медом его намажем, орешками посыпем. Потом спать, Фенечка. Ты устала сегодня, трудный был день. Я убеждала Феню ласковым и тихим голосом. Таким голосом дорогие и добрые врачи разговаривают с душевнобольными, во всяком случае тогда, когда рядом нет родственников и счёт за услуги полностью оплачен. Ещё раз попробовала поднять Феню с пола: — Дед, помогай! Феня вырвалась из моих рук, несколько раз с силой стукнулось головой об пол: — Ульна! Прости! — опять взвыла она. — За что? — неожиданно рявкнул Пекас, которому, похоже, надоел весь сегодняшний цирк с конями. Феня торопливо переползла к нему, охватила деда за лодыжки и горячо поцеловала его лапти. — Виновата я, ой, как виновата! Когда ты Ульку жить к нам привёл, с тех пор и злобствую на девку. Я тогда молодая была, здоровая, мне бы своих детей нянчить — а я за твоей внучкой бегай, как собака непривязанная. Она, Улька- то, быстрая была, шустрая. Чуть недоглядела — уж ведро с водой перевернула или в тесте по пояс вымазалась, — причитала Феня. Гиперактивность, что ли? Даже если так, есть же какие-то педагогические приёмы к таким детям? Переключить внимание, позволить помогать, придумать интересное занятие. Впрочем, о чём я говорю.
— А ты её — хворостиной? — хмуро спросил дед. — Мне, значит, потом, Улькины грехи побольше расписывала, чтобы не жалел. Феня часто-часто закивала и опять приложилась лбом об пол. Нет, так не пойдёт. Если она расколотит голову в кровь или сделает себе сотрясение мозга, мне придётся её лечить. Чем это чревато, граф доходчиво объяснил. Смотреть на Фенины мучения я тоже не смогу, поэтому грозно сказала: — Хватит биться! Пол проломишь! Помогло. Феня бросила на меня виноватый взгляд и… Поползла в мою сторону. Всё повторилось, но хоть без самоистязания. Объятия ног и поцелуи лаптей, а дальше — продолжение исповеди. — Прости меня, Ульна, прости, если можешь. Злая я была к тебе. Недобрая. Приедет Пекас с ярмарки, мне пряник даст, а тебе леденец на палочке, как любишь. Вот, значит, какую сладость я всегда ждала от деда. Сахар уже научились добывать и даже использовать. Жаль, идея бы мне пригодилась. — Ты его облизываешь, улыбаешься — а я злюсь. Мои, мои детки должны леденцы сосать, а их всё нет и нет. Ведь не больная я, не увечная, не проклятая! За что такое наказание? — И сейчас не знаешь — за что? — тихо и очень страшно, спросил дед. Феня, без того зарёванная и с красным лбом, изменилась в лице. — Знаю, муж мой, — тоскливо ответила она. — Через то и деточек тебе не родила, что внучку твою невзлюбила. Пекас кивнул: — Увидели великие боги, как ты к детям-то относишься, и решили — нет, не надо ей больше малышей, она с одной справиться не может, того гляди, и душу и тело калечным сделает. Вообще-то, если быть до конца откровенной — уже сделала. Хотя надо учесть, что общественное мнение тоже приложило свою руку. Но я не хотела мести. Не хотела, чтобы Пекас возненавидел Феню. Кому от этого станет лучше? Отплатит за настоящую Ульку? Девушку не вернуть. Надеюсь, там, где она сейчас, Улька на всю жизнь получит любящую и ласковую семью.
Пекас сжал кулаки: — Нет, Феня, не будет тебе прощения. Великие боги тяжёлые грехи не прощают. И мне не будет — не досмотрел, не внимательный был, на тебя во всех бабских делах положился. Думал — пусть ты не мать ей, но всё же за мачеху будешь. Не обидишь сироту. Лицо Пекаса потемнело, губы сжались, брови ещё больше насупились. Пора вмешаться! Пока не случилось чего-нибудь похуже моего брачного договора и неожиданного возвращения! Как там Саввина сестра кричала? «Из завалинки вылезла, я сама видела!» Догнать бы малолетку, носом потыкать в ту завалинку, чтобы не привирала.