Это же самый лучший вариант развития событий! Допустим, граф попробует сыры, и они ему понравятся. Тогда я смогу предложить свою продукцию и другим аристократам. Граф сделает мне рекламу, я, в свою очередь, не упущу момент и стану торговать не в деревенской лавке за медяшку, а в городе, за нормальные деньги.
Какая жалость, что дома у меня не осталось ни кусочка угощения. Всё, что было, мы с Феней отвезли в храм. Что же я такая не предусмотрительная-то?
— Ваше сиятельство, я с радостью предложу вам свой продукт, как только приготовлю новую партию, — обрадовалась я. — Вы так добры, что согласились попробовать!
— Решились, ты хотела сказать! — засмеялся граф. — Ульна, то, что благословили боги, не может быть плохим или вредным, не может вызвать болезни или ещё какие-либо страдания. Возможно — твои сыры окажутся невкусными, слишком необычными или несколько неприятными. В любом случае я ничем не рискую. В отличии от тебя, да?
Я кивнула. Конечно — да! Я уже вложила в них все вырученные деньги, разве что дрова успела купить. Заготавливать я их не умею всё равно, дед мне помочь не может, так что пришлось оставшиеся деньги потратить на будущее зимнее отопление.
Но ничего! Зато теперь у меня на заднем дворе целая поленница, а в кухне аж два чугунка с подкисающим молоком.
— Если позволите, то через три дня я привезу вам свой товар.
— Вези. Моя мать большая любительница экзотики и, кстати, молоко её тоже не пугает. Ей из села через день по большому кувшину привозят, самое хорошее и свежее.
Не обопьётся она кувшином через день? Графиня что, питается одним молоком?
Граф отправился по своим делам, а я, счастливая и весёлая, поспешила домой.
Как же я сегодня устала! Трудный был день. Зато сейчас поужинаю и упаду спать — вот оно, деревенское моё счастье.
Дом встретил меня взбаламученным перепуганным птичьим гомоном. Гуси уже вернулись с речки, и теперь носились по двору вместе с курами и цыплятами разных возрастов. Я испуганно схватилась за хворостину — надо их разделить, как бы малышей не подавили. Зря я сразу не попросила деда зарезать тех двух самых крупных гусаков, которых дала вдова. Уж они-то точно давно годны на жаркое.
Стараясь не суетиться и пугать птицу ещё больше, я разделила всех на две группы. Что-то не вижу этих гусаков, неужели до сих пор на речке? Скоро стемнеет, в такое время вся животинка стремится оказаться в безопасном и сытном месте.
В дом я заходить не стала — побежала к реке. Там не было никого, кроме припозднившегося рыбака, закидывающего удочку в камышах.
Возвращалась, еле волоча ноги — как же я устала. А ещё в моём мире считают, что деревенский труд и воздух полезен для здоровья. Охотно верю — если ты приезжаешь сюда раз в неделю и не поднимаешь ничего, тяжелее ложки.
Пошатываясь, вошла в дом, зажгла лучину и вскрикнула.
Погром получился знатный. Всё, что можно было уронить — уронили. Разбить — разбили. Разлить — разлили. В белых молочных лужах яркими тряпками валялись мои вещи. Сарафаны, платья, сорочки, обувь — то, что я не стала продавать и приберегла для себя. Пол усыпан осколками посуды, мукой, залит мёдом. Даже два моих самых больших чугунка, в которых я готовила сыр, были разбиты. Рядом лежал колун, вероятно, именно им и стучали по пузатым бокам чугунков.
Я села на пол и заплакала.
В тот вечер испытания для меня не закончились — ночью загорелась поленница. Молясь на ходу великим богам, чтобы огонь не перекинулся на соседей, всем селом нам удалось его потушить.
Глава 37