— Почему убогоньким?
— Каким ещё-то? Думаешь, кто там у него доски грязные подолом метёт, да змеёй извивается? Сиротки бездомные. Берут их маленькими детками, приучают руки-ноги всячески выгибать. Так, как нормальные-то люди и гнуться не станут. Ещё уродов покупают, те, я слышала, в цене. В деревнях таких не любят и бояться, говорят, что они засуху притягивают, а скоморохи охотно покупают.
На обратном пути к нашему торговому месту я успела убедиться в Фениной правоте. Акробаты и гимнасты, вероятно, уже были, и теперь на сцене орала весёлую песню бородатая низкорослая женщина. Аккомпанировал ей пожилой, лысый, как коленка, мужчина с огромным животом и крупными, словно растянутыми, ушами.
С глиняной миской в руках, людей обходила та самая девушка, которая играла принцессу. Только сейчас, вблизи, я заметила, что у неё обезображено лицо. На сцене оно было прикрыто разными масками, выражающими эмоции: грусть, слёзы, улыбку. Сейчас девушка улыбалась приветливо, но печально.
Я положила в миску два медяка — неслыханная щедрость в местных реалиях. Девушка благодарно кивнула.
У нашего прилавка стояла дородная тётечка и от души торговалась с Пекасом. Рядом с тётечкой топтались две служанки с корзинами. В одной уже лежали продукты, зато вторая корзина пока пустовала.
— Ты, крестьянин, в первый раз на ярмарке? Мало того, что не можешь сказать, откуда диковинка, ещё и продаёшь втридорога! — возмущалась тётенька.
Упс! Знакомые все лица! Это же та самая тётечка, которая сначала прогнала меня из кухни, а потом пожалела, дала ложку и отправила ужинать вместе со слугами.
— Я вам, уважаемая, всё как есть обсказал, — ворчливо ответил дед. — Продукт называется — сыр. Делает его моя внучка из молока. Вота, видите печатьку-то храмовую?
Дед, умница, не стал хватать сырную головку немытыми руками, а аккуратно перевернул её с помощью ножа с широким лезвием.
— Печать храмовая стоит, потому, как велие боги благословили, — солидно сообщил Пекас.
— Вижу, но никогда не поверю, что в деревне твоей девка сделала. Говори честно, где перекупил?
— Нигде, — ответила я за деда и сделала перед тётечкой небольшой книксен.
Наверное, книксен. Я никогда ни перед кем не кланялась, опыта в этом деле никакого, просто пытаюсь повторить то, что видела в исторических фильмах. По мне, так очень даже похоже, разве что не так изящно, как в кино.
— Сыр действительно делаю я, на своей кухне. При этом соблюдаю чистоту и слежу за свежестью продуктов.
Тетенька картинно всплеснула руками, покачала головой:
— Что ты говоришь! До чего же умная молодёжь пошла, особенно в сёлах. Сколько тебе лет, деточка? Как зовут и где я могла тебя видеть?
— Я Ульна, мне девятнадцать, вы меня видели на днях в замке.
— А! Точно! Голодная замарашка, — обрадовалась тётечка.
— Если бы госпожа Манака не заставила меня даром работать, я бы была сытая и ночевала дома.